Забава Путятична и змей Горыныч. Инна Ивановна Фидянина-Зубкова

у царя супружница, молода царица свет Забава Путятична, красоты неписаной, роду княжеского, а с каких краёв – никто не помнил (а может и помнить было не велено).

      Глава 1. О том, как Забава Путятична долеталась

      И пошёл слух по всей земле великой

      о красоте такой дикой:

      то ли птица Забавушка, то ли дева?

      Но видели мы, как летела

      она над златыми церквями

      да махала руками-крылами.

      Мы царю челобитную били:

      – Голубушку чуть не прибили;

      приструни, Николаша, бабу;

      над церквами летать не надо!

      Государь отвечал на это:

      Наложил на полёты б я вето,

      да как же бабе прикажешь?

      Осерчает, потом не ляжешь

      с ней в супружеско ложе —

      она же тебя и сгложет.

      Вот так и текли нескладно

      дела в государстве. Ладно

      было только за морем,

      Но и там брехали: – Мы в горе!

      Впрочем, и у нас всё налаживалась.

      Забава летать отваживалась

      не над златыми церквями,

      а близёхонькими лесами:

      обернётся в лебедя белого

      и кружит, и кружит… «Ух смелая! —

      дивились на пашне крестьяне. —

      Мы б так хотели и сами.»

      Но самим летать бояре запрещали,

      розгами, плетью стращали

      и говорили строго:

      – Побойтесь, холопы, бога!

      А мы бога привычны бояться,

      он не давал нам браться:

      ни за топор, ни за палку.

      Вот и ходи, не алкай,

      да спину гни всё и ниже:

      не нами, то бишь, насижен

      род купеческий, барский,

      княжий род и конечно, царский.

      Нет, оно то оно – оно!

      Но если есть в светлице окно,

      то баба и сиганёт, как кошка:

      полетает ведьмой немножко,

      да домой непременно вернётся.

      А что делать то остаётся

      мужикам старым? Ждать

      и в супружеском ложе вздыхать.

      Но вот и забрезжил рассвет,

      а её проклятой всё нет;

      кряхтит Николай, одевается,

      на царски дела собирается

      да поругивает жену:

      «Не пущу её боле одну!»

      Ну, пущу, не пущу – на то царская воля.

      А наша мужицкая доля:

      по горкам бегать -

      царевну брехать.

      А она, проклятая, не даётся.

      Поди, ведьмой над нами смеётся,

      сидя где-нибудь под кусточком?

      Оббегали мы все кочки,

      но не сыскали девку.

      Царь зовёт мужиков на спевку

      да спрашивает каждого строго:

      – Где моя недотрога?

      – Никак нет, – говорим. – Не знаем.

      Чёрта послали, шукает.

      Пир затеяли: пьём, ждём чёрта.

      Через год тот пришёл: «До чёрта

      там ёлок колючих и елей!»

      Мы выпили с горя, поели

      и песни запели протяжные.

      Посол грамоту пишет бумажную

      на заставушку богатырскую:

      «Так и так, мол, силу Добрынскую

      нам испытать бы надо;

      пропала царская отрада —

      Забава Путятична легкомысленна

      (отлеталась птичка, видимо);

      приходи, Добрынюшка, до Москвы-реки

      да деву-лебедь ты ищи, свищи;

      /точка, подпись стоит Николашина,/

      а хто писарь – не спрашивай!»

      Свистнули голубка могучего самого,

      на хвост повесили грамотку сальную

      и до Киева-града спровадили.

      Чёрт хмельной говорит: «Не надо бы!»

      Но дело сделано, сотоварищи.

      Пока голубь летал до градищи,

      мы по болотам рыскали,

      русалок за титьки тискали,

      допрашивали их строго:

      – Где царская недотрога?

      Результат, однако, был отрицательный:

      русалки плодились. А богоматери,

      на иконках не помогали.

      Малыши русалочьи подрастали

      и шли дружиной на огороды:

      «Хотим здесь обустроить болото!»

      Мужики