Викинг. Александр Мазин

с птичьим мясом под черничным соусом. Все это запивалось квасом, морсом и молочной сывороткой – кому что нравится. Мне бы понравилось пиво, но пива предложено не было, хотя я точно знал: пиво – напиток древний и уважаемый. Не было также медовухи, без которой, по утверждению летописцев, не обходилось ни одно порядочное застолье.

      Кушали степенно. Вернее – постепенно. Ели, запивали, снова ели, сыто рыгали, снова ели…

      Словом, отъедались за весь голодный день: от завтрака до ужина питаться не полагалось.

      Покушали. Выбрались на завалинку. Мужчины. Женщины тем временем подъедали остатки и прибирались в избе.

      Кстати, об избе. Строение это было – капитальное. Сложенное из могучих стволов (нижние венцы – на фундаменте из диких камней), без особого тщания, выпирало то тут, то там, зато мощно и надежно. И щели законопачены с отменным старанием.

      Отец и сын вели неспешный, солидный разговор. С плотностью примерно пять слов в минуту. Говорили о старшем сыне Коваля, который отправился весной в какую-то Копынь и должен был вернуться до заморозков.

      Звучало это так.

      Старший: «Должно, водой вернется».

      Младший: «Водой – это хорошо. В лодку добра много влезет».

      Старший: «Волокушей по снегу – тоже много».

      Младший: «Волокушей – да. Зимой по болоту хорошо».

      Старший: «А осенью – водой…»

      И так далее.

      Чтоб руки не гуляли, родственники делали стрелы.

      Выглядело это так.

      Из пучка заготовок выбиралось древко. Проверялось на прямизну с помощью натянутого лучка, отполировывалось и выглаживалось ножиком, камешком и кожей до идеального состояния. Затем к хвостовику так же тщательно прилаживались перышки. На клей. Рыбий, судя по запаху.

      Мне клейку перьев не доверили. Только шлифовку.

      И отцу, и сыну очень хотелось расспросить меня: кто такой, откуда взялся? Но, видимо, правила приличия подобного не допускали. Меня это устраивало.

      Чуть позже Коваль взялся рассказывать, как он в возрасте Квашака ходил с ополчением воевать каких-то чусей. Рассказ изобиловал непонятными мне словами. Зато с мотивацией все было доступно. Грабить ходили. Воевали весело. Женок чусевских перепробовали всех. Мужей частью побили, частью раздели догола и выгнали в лес… Тут Коваль стрельнул глазом в мою сторону: чувствую ли аналогию? Я ухмыльнулся. Нет, не мой случай.

      Квашак эту историю, надо полагать, слышал уже раз сто, но все равно задал вопрос насчет добычи. Папаша степенно ответил, что на его долю пришлось шкурок на пять кун и трое рабов: две бабы и мальчишка.

      Рабов он продал в городе, а вырученные деньги использовал в качестве взноса мастеру. За обучение. Что за мастер и что за обучение – не сказал.

      Спать меня уложили на сеновале. Там же спали и Квашак с Быськой. Перед сном Коваль меня строго предупредил, чтоб я ночью к Быське не лез.

      Я и не лез. Сама подползла.

      Однако дальше примитивного петтинга дело не зашло, так что совесть моя осталась чиста.

      Глава пятая,

      в