Сказки русского ресторана. Александр Мигунов

за счастьем по белому свету, пусть свет этот часто и не белый. С тех пор мне кажется, что я счастлив только, когда гоняюсь за счастьем, и несчастен, когда не гоняюсь; например, когда нападает лень.

      – А я, – сказал Иосиф, – наоборот. Я тоже очень боюсь постареть, но для того, чтоб замедлить старение, я ищу максимальную неподвижность; например, пытаюсь себя ощущать какой-то частью мёртвой природы. Да, я похвастаюсь: я научился впадать в состояние окаменения. Чаще оно на меня находит в периоды долгого ожидания. Например, на вокзале при пересадке, когда поезд придёт не скоро. Или во время долгой болезни, а болезнь – это и есть скучное, долгое и утомительное ожидание выздоровления. Кстати, не хотели бы вы услышать, как я впервые окаменел?

      – Конечно, хочу, – кивнул Каликин.

      – Как-то мы с мамой гостили у тётушек, которые жили в Ленинграде, и они привезли нас в квартиру знакомых, где я впервые в своей жизни увидел работающий телевизор. Передавали какой-то спектакль, где двое мужчин бесконечно и скучно обсуждали непонятные осложнения в связи с непонятным происшествием. Хозяйка, достаточно пофорсив очень редкой в то время техникой, убавила звук и стала рассказывать о непонятных осложнениях в связи с необъяснимым происшествием, в которое были вовлечены незнакомые мне родственники.

      И вот, окончательно заскучав, я пошёл бродить по квартире. Там было много картин, гобеленов, статуй и маленьких статуэток, а также большое количество книг. В одном из шкафов я наткнулся на полку с иностранными книгами по живописи, многие книги стояли в анфас.

      На меня пронзительно глянул глаз. Синий, размером в обложку альбома, а вокруг зрачка не радужная оболочка, а синее небо в облаках. Я стащил с полки тяжёлый альбом с плотными глянцевыми страницами и с изумлением, первый раз в жизни стал разглядывать картины сюрреалистического содержания. Стол, из него вырастали три дерева, в кронах – белые облака. В раскрытом шкафу ночная сорочка с обнажёнными женскими грудями. Ботинки, чья кожа переходила в живые человеческие пальцы. Три змееподобные свечи горели на пустынном берегу. Мужчина спиной, но на затылке осколок его лица. Я оглянулся на звук из гостиной, поспешно вернул альбом на полку, и, заложив руки за спину, продолжил прохаживаться по квартире. Синий глаз подловил мой взгляд и снова потребовал снять его с полки. Я раскрыл альбом наугад и увидел следующую картину.

      Каменные люди на каменной земле, среди беспорядочно разбросанных камней. Один человек был спиной ко мне, одет был в каменное пальто, удалялся к глухой каменной стене. Другой стоял в профиль, спиной к первому, куда-то нёс камень в руке из камня, прижимая его к каменному пиджаку. Я поискал хоть что-то не каменное и убедился, что всё было каменным. Взгляд мой застрял на щеке человека, который стоял на картине в профиль, щека была выщерблена так же, как каменная стена. Я неожиданно ощутил, что тоже начинаю каменеть, с тех пор я научился каменеть. Так и кажется мне с юности, что в подобном каменном состоянии