Молодой Бояркин. Александр Гордеев

из

      холодильника бутылку вина и равнодушно предложил:

      – Ну, выкладывай…

      Бояркин сразу напрямик сказал главное и начал сбивчиво докладывать о выгодах

      самообразования, о скудности институтской жизни для созревания личности…

      – Ну, хватит, – прервал его дядя, – ты мне мозги не пудри – они у меня и так того…

      Скажи прямо – в чем дело?

      – Если прямо, – сказал Бояркин, спохватившись, что напрасно заехал он в высшие

      материи, – то надоело мне, такому лбу, жить несерьезно, с родителей тянуть. Пора на ноги

      становиться… Да и к чему эта учеба? Ты же знаешь, кто сколько получает. К вам я ненадолго

      – пока не устроюсь на работу и не выпрошу место в общежитии.

      – Да ничего, оставайся, теперь не стеснишь, – задумчиво сказал дядя, автоматически

      принимая новое, подходящее ему объяснение.

      Ничто его особенно не удивило. Он спокойно посоветовал, как лучше успокоить

      родителей, где выгоднее работать, чтобы скорее получить квартиру.

      – Или вот еще вариант, – сказал дядя, на минуту оживившись, – тут соседка одна… Год

      как вселилась. Чуть тебя постарше. Работает учительницей. Красавица! Познакомься…

      Квартира, правда, однокомнатная, но не общежитие же…

      – В этом подъезде только одна такая квартира, – вспомнил Николай, – Но когда я

      учился в ГПТУ, то в ней жил дядя Федя. А он сейчас где?

      – А-а, так ты и не знал… На кладбище теперь дядя Федя. Сгорел от водки…

      – От водки! Вот так-так. Да он же капли не брал…

      Некоторое время сидели молча.

      – А ведь какой мужик был, – добавил Николай. – Нет, не могу поверить. Как-то уж

      совсем нелогично. Неужели так бывает?

      – Да бывает, видно, – сказал дядя. – Вот и у нас с Анной… Тоже, как ты говоришь,

      нелогично… Ушла она к какому-то командированному. Вот так… Андрюшку к своей матери

      увезла.

      Дядя опустил голову, сжался, словно прищемил внутри себя что-то острое.

      – Эх, да мне Андрюшку больше всего жалко-то, – добавил он. – Приеду обедать, а он

      залезет в кабину и пыхтит там чего-то, тарахтит, рычаги дергает…

      У дяди в голосе что-то оборвалось, и он отвернулся.

      – И ничего уже не сделаешь? – спросил племянник.

      – Ничего… А чего еще?

      Дядя сидел в одной майке. Его фигура с выпирающими буграми, была в этот раз

      осевшей, расслабленной. Никита Артемьевич вертел пальцами тяжелую вилку, которая вдруг,

      вывернувшись, с резким звоном упала на край тарелки. Дядя вздрогнул и, мгновенно

      взбесившись, выскочил из кухни. Почти тут же он вернулся в накинутой "олимпийке" и с

      хрустом застегнул замок-молнию.

      – Хватит нюнить! – резко бросил он. – Я знаю, где они устроились. Еду, забираю – и

      весь разговор!

      Поехал и Николай. Опасаясь милиции из-за запаха вина, дядя вел машину по каким-то

      закоулкам, и Бояркин потерял направление.

      – Не пойму бабу, – говорил