Васёк Трубачёв и его товарищи. Валентина Осеева

шнурочком брови, красил щеки ребят и белил ресницы.

      – Стой, стой! Где же это ты мелом испачкался? И щеки клюквой вымазал, – шутил Грозный с каким-нибудь мальчуганом.

      Васёк Трубачёв торопился – во дворе уже никого не было.

      – Иван Васильевич, прошли наши ребята?

      – Прошли, прошли! А ты что же эдаким мотоциклетом пролетаешь? И «здравствуйте» тебе сказать некогда.

      Васёк поспешно сорвал с головы вязаную шапку:

      – Здравствуйте!

      – Ишь ты, Мухомор! – любовно сказал сторож.

      Васёк был одним из его любимцев. Еще в первом классе Грозный прозвал его Мухомором за темно-рыжий оттенок волос и веснушки на носу.

      – Прошли, прошли твои товарищи!

      Васёк, прыгая через три ступеньки и волоча за собой лыжи, помчался на второй этаж.

      В пионерской комнате толпились ребята. Митя, поминутно откидывая со лба непослушную прядь льняных волос, оживленно объяснял:

      – Все зависит от правильности хода…

      – Трубачёв! – крикнул Саша Булгаков. – Сюда! Сейчас строиться будем. Мое звено в полном порядке.

      – У меня Малютина нет, – сказал Коля Одинцов.

      – А Зорина где? – спросил Васёк.

      Лида Зорина, запыхавшись, вбежала в комнату. Она была в красном пушистом костюме, черные косички выбивались из-под шапки.

      – Я здесь! Девочки все пришли!

      – Звеньевая, а опаздываешь! – строго сказал Васёк.

      – Я не опаздываю, я за Нюрой Синицыной заходила, – оправдывалась Лида.

      Школьники выстроились в две шеренги перед крыльцом. На перекличке не оказалось Севы Малютина.

      – Ему нельзя, – сказал Саша – староста класса. – Он больной.

      – Больной-притворнóй, – пошутил кто-то из ребят.

      – У Малютина порок сердца, – строго сказал Митя. – Смеяться тут нечему… Ну, пошли! – крикнул он, взмахнув лыжной палкой. – За мной!

* * *

      Грозный стоит на крыльце, прикрыв ладонью глаза. За воротами, на снежной улице, один за другим исчезают синие, зеленые фигурки лыжников, красным флажком мелькает между ними Лида Зорина…

      Скрип лыж, голоса и смех затихают…

      – Ну вот, значит… – говорит Грозный, направляясь к своей каморке.

      Но несколько пар крепких кулачков барабанят в дверь:

      – Откройте! Откройте!

      – А, первачки! Промерзли? Ну, грейтесь, грейтесь! – ласково говорит сторож.

      Закутанные в теплые платки, толстые и смешные, неуклюжие, как медвежата, размахивая лопатками, вваливаются первачки. За ними, смеясь, поднимается их учительница.

      – Мы, Иван Васильевич, только погреться. А вы идите, отдыхайте, – говорит она. – Мы во дворе будем.

      Клубится снежная пыль. Красные от натуги малыши носят лопатками снег, лезут в сугробы.

      Позвякивая ключами, сторож проходит в пионерскую комнату.

      На стене возле праздничной стенгазеты висят плакаты и объявления.

      Грозный надевает на нос очки:

      – Где тут у них планы? На каникулы… Ага… Первые классы…