Я – убийца. Фридрих Незнанский

знаменитые актеры были в каких-то странных костюмах.

      — Это — кино, — сказал Локтев. — Так сказать, рабочие моменты.

      — Кино?

      — Да. «Отелло», с вашего позволения.

      — «Отелло»?

      — Ага, Вильяма, нашего, Шекспира, — процитировал известную комедию Локтев.

      — Интересно, — сказал Гордеев, чтобы хоть что-то сказать.

      — Вот об этой картине и речь.

      — Да-да, — сказал Юрий, откладывая фотографии и снова подпирая ладошкой щеку.

      — Я режиссер-постановщик картины. А материал, то есть отснятую пленку, продюсеры мне не отдают.

      — Мгм.

      — Вот я и хочу восстановить справедливость.

      — Ясно.

      Гордеев перестал подпирать рукой щеку, потому что понял, что сейчас просто уснет.

      — Собственно, это и все, — сказала Локтев, укладывая в кейс фотографии. — Все документы — договора, контракты, соглашения — я отксерил, оставляю вам. — С этими словами он вынул из кейса другие бумаги и положил перед Гордеевым на стол. — Вы почитайте. Там, кажется, есть зацепочки.

      — Отлично.

      — А по поводу гонорара… Десять процентов от суммы вас устроят?

      — М-м-м, — неопределенно промычал Юрий, не справляясь с потоком информации.

      — Фильм стоил десять миллионов долларов, — пояснил режиссер.

      — Э-э…

      — Ну хорошо, пятнадцать, но это предел.

      — А-а…

      — Семнадцать, — рубанул воздух режиссер. — Двадцать процентов аванса и остальное по завершении дела. — Он снова полез в кейс и выложил на стол довольно внушительную пачку долларов.

      Гордеев уронил голову. Случайно, но этот жест был воспринят режиссером как полное согласие.

      Он тут же извлек из кейса новую бумагу и подвинул к Гордееву. Это был договор.

      — Тогда подпишите.

      О, если бы это было возможно!

      Гордеев тоскливо посмотрел на Локтева, а тот улыбнулся, снова нырнул рукой в свой кейс и достал бутылку.

      — Это спирт, — сказал он. — Помните, как учил лечиться Воланд?

      Через десять минут договор был подписан.

      И вообще жизнь стала налаживаться.

      Глава 3

      …Он плачет как маленький ребенок, которого отшлепали. Громко, со слезами, со страхом и с надеждой оглядываясь по сторонам.

      А я не плакал. Потому что если плакать, то они сразу увидят, заметят тебя и тоже начнут обижать.

      А этот все продолжает плакать. Двое держат его за руки, двое за ноги, а один… Это больно, это очень больно, я знаю. Меня самого так таскали на двор три дня и в очередь по пять человек… по пять этих… ну внешне они похожи на людей, даже очень. Даже, наверное, они люди и есть. Но я не плакал, честно, совсем не плакал…

      Я сижу в самом темном углу моей темницы, моей крепости, и стараюсь не обращать внимания. Стараюсь не видеть и не слышать. Потому что этого нельзя видеть, нельзя слышать, нельзя знать. Потому что это не происходит на самом деле. Просто этот мир дал какой-то сбой, разладился на какое-то