Стая бешеных. Фридрих Незнанский

помогали безногим, не бросали объедки на пол, даже не чавкали. И разговоры вдруг пошли вполне человеческие, даже задушевные. Конечно, вспоминали милые времена, когда были физически здоровыми, когда могли работать и любить.

      Сынок улучил минутку и заглянул в мешок, столь рьяно оберегаемый Сашей и Пашей. Были там, как у хорошего солдата, – ложка, нож, котелок, теплые портянки, сточенные лезвия и несколько парных фотографий, очевидно, родители близнецов, хотя почему-то пар этих было несколько.

      Чего уж сиамские близнецы так за этот мешок держались, разве что фотографии жалко было?..

      Сынок вернул нехитрый скарб Саше и Паше, которые чуть руку ему не обцеловали за это.

      Изнутри монастырь оказался… монастырем. Только в церквах были столовые, какие-то мастерские, огромные спальни, еще что-то, чего Сынок рассмотреть не успел или не смог – многие помещения были закрыты.

      Когда поели и покурили на улице, повели всю компанию размещаться на ночлег.

      Женщин в одну сторону, мужчин – в другую.

      – Ты рядом с нами просись, – советовали близнецы. – Ты нам теперь кореш по гроб жизни.

      Но просить и не пришлось. Их завели в небольшую церковку, где уже стояли у стены разобранные железные кровати, свалены были в углу матрасы, на входе выдали каждому комплект постельного белья и полотенце. Бомжи сами собрали кровати, которые очень напоминали солдатские, сами поставили, как считали нужным.

      Сынок расположился рядом с окном, на верхней койке, а близнецы еще долго спорили, кто будет спать под ним, впрочем, конца спора он уже не слышал, уснул. Даже подумать не успел…

      Глава 8

       ДЕНЬ ОГОРЧЕНИЙ

      Ирина подхватила Руфата у метро.

      Обнялись. Поцеловались.

      – Ты чего такая горячая? – проведя ладонью по ее щеке, проворковал Руфат.

      – В бане была.

      – В какой бане? Ты же не ходишь в баню…

      – В ведомственной.

      – А зачем?

      – Дома воду горячую отключили.

      Парень не смог уловить, шутит она или говорит правду. Вроде шутит. А глаза при этом серьезные.

      – Есть хочешь? – спросила Ирина.

      – Нет.

      – А я хочу есть.

      У входа в ресторан Руфат замялся. Заведение было швейцарское, очень дорогое.

      – Не бойся, сегодня я угощаю, – хлопнула его по плечу Ирина.

      – Нет, погоди… Кто из нас мужчина?

      – Ты мужчина, ты. А я эмансипе. Идешь или нет?

      Их провели в зал, усадили за столик у окна, зажгли свечку, подали аперитив. Все это время Руфат насупленно молчал.

      – Ну? – Ирина подняла бокал.

      – За тебя, – скупо молвил Руфат. – Верней, за нас.

      – Банально, но если нет других предложений…

      Чокнулись, выпили.

      – Я соскучился.

      Он еще не знает, что она все решила. Как ему сказать? Он же не отпустит.

      – Я тоже…

      – Мы не виделись больше месяца. У меня поллюции начались.

      – Фи.

      – А у тебя все работа, работа… Я