Женщина-зима. Алина Знаменская

настрой. Пусть лучше сестра нападает на нее, продолжает их старый, вечный спор. Пусть только не погружается в унылое бездейственное состояние, которое способно сломить кого угодно.

      – Что же мне делать прикажешь? Отказать матери, если у нее ребенок с температурой? Сказать: езжай, мол, в районную поликлинику, высиди там очередь, с больным-то, и потом…

      – Ну ладно, матери с ребенком ты отказать не можешь, потому что сама мать. Я это понимаю. Но мужикам здоровым? Бабкам, которым болезни мерещатся? Ты ведь, Полина, никому не отказываешь, я тебя знаю.

      – Ну как же я откажу им, если я среди них выросла?

      – Ну так деньги бери за свои услуги! Сейчас любой труд должен оплачиваться, это ведь так просто! Тебе Тимоху учить, знаешь, сколько сейчас образование стоит?

      – Знаю. Но деньги со своих брать не могу. Стыдно.

      – А почему мне не стыдно?! Мне, выходит, тоже нужно бесплатно весь район хлебом кормить?

      – Это другое.

      – Ну как – другое? Я деньги делаю, живу лучше других, и мне не стыдно. Дочку вот в Москве учу, а чего стыдиться? Жизнь такая. А ты у нас словно из другого мира. И ведь Светку под себя воспитала! Ну что за профессия – художница?

      Любава ожила, ругая сестру. Полина соглашалась. В чем-то она, конечно, права. Младшей сестре, Светке, Полина как-то незаметно, нечаянно, привила свое мировоззрение. Та теперь мыкалась в городе без постоянной работы, без мужа.

      – Кто на этот раз? – допытывалась Любава, кивая на телефон.

      – Гуськовы. Игорь подрался, ножевое.

      – Вот бандиты! Своих мало, эти беженцы понаехали. Устроились лучше местных, да еще воду мутят.

      – Какие они беженцы? Уж лет восемь как в Завидове живут. Свои уже.

      – Ничего себе свои! Оградили свой «термитник» двухметровым забором. Овчарок насажали в каждом углу. Свои…

      После разговора с сестрой, подходя к дому Гуськовых, Полина вспомнила ее слова. Надо же, как точно та обозвала дом Гуськовых – «термитник»! Эта семья приехала к ним в Завидово из Казахстана. Держались они скопом, общались с соседями мало. Никто из детей не отделялся. Обжив небольшой крепкий дом, стали пристраиваться – кто влево, кто вправо. А вот Павел догадался – влез наверх, выстроил второй этаж. Теперь, говорят, когда семья собирается к ужину, все выползают из своих клеток, а Павел спускается сверху, как король.

      Полина толкнула калитку, прошла по расчищенной дорожке. Где-то в глубине двора, за домами, взорвалась лаем собака.

      На кухне у плиты колдовала Макаровна, и Полина, поздоровавшись, спросила Ирму.

      – Наверху она. С утра вроде здоровая была, – с подозрением прищурившись, изрекла Макаровна и не слишком дружелюбно уставилась на гостью.

      – Павел звонил, просил посмотреть, что-то спина у нее разболелась. Хондроз, наверное.

      – Баловство одно, – неодобрительно отозвалась хозяйка. – Какая спина в ее-то годы? Притворство это. Сидит дома, делать ничё не заставляем. Спина…

      Полина, не обращая внимания на ворчание старухи, сняла пальто и стала подниматься по лестнице.

      – Ты