Крутой маршрут. Хроника времен культа личности. Евгения Гинзбург

об этом Эльвове. Дополнительные сведения. Ох и подвел же он вас! Ну, ничего! Сейчас все это выяснится.

      – Когда прийти?

      – Да когда вам удобнее. Хотите – сейчас, хотите – после обеда.

      – А вы меня долго задержите?

      – Да минут так сорок. Ну, может быть, час…

      Муж, стоящий рядом, все слышит и знаками, шепотом настойчиво советует мне идти сейчас.

      – Чтобы он не думал, что ты боишься. Тебе бояться нечего!

      И я заявляю Веверсу, что приду сейчас.

      – Может быть, забежать к маме?

      – Не надо. Иди сразу. Чем скорее выяснится все это, тем лучше.

      Муж помогает мне торопливо одеться. Я отсылаю Алешу на каток. Он уходит, не попрощавшись со мной… Больше я его уже не увидела.

      По какому-то странному совпадению маленький Вася, привыкший к моим постоянным отъездам и отлучкам и всегда совершенно спокойно реагировавший на них, на этот раз выбегает в прихожую и начинает настойчиво допытываться:

      – А ты, мамуля, куда? Нет, а куда? А я не хочу, чтобы ты шла…

      Но мне сейчас нельзя смотреть на детей, нельзя целовать их. Иначе я сейчас, сию минуту умру. Я отворачиваюсь от Васи и кричу:

      – Няня, возьмите ребенка! Я не могу его сейчас видеть…

      Да, пожалуй, лучше не видеть и маму. Все равно – совершается неизбежное и его не умолишь отсрочками. Захлопывается дверь. Я и сейчас помню этот звук. Все. Больше я уже никогда не открывала эту дверь, за которой я жила с моими дорогими детьми.

      На лестнице встретилась Майка. Она шла с катка. Эта всегда все понимала интуитивно. Она не спросила ни слова, не поинтересовалась, куда мы идем в такое неурочное время. Прижалась плотно к стене и широко раскрыла глаза. Они были огромные, голубые. И такое недетское понимание горя и ужаса было на этом двенадцатилетнем лице, что оно снилось мне потом годами.

      Внизу у входа встретилась еще наша старая няня Фима. Она сбежала вниз, чтобы что-то сказать мне. Но посмотрела в мое лицо и ничего не сказала, только мелко перекрестила вслед.

      – Пешком?

      – Да, пройдемся напоследок.

      – Не говори глупостей. Так не арестовывают. Просто им нужны сведения.

      – У меня нет никаких сведений.

      Долго идем молча. Погода прекрасная. Яркий февральский день. Снег выпал только утром. Он еще очень чист.

      – Последний раз идем вместе, Паша. Я уже государственная преступница.

      – Не говори таких глупостей, Женюша. Я уже говорил тебе. Если арестовывать таких, как ты, то надо арестовывать всю партию.

      – Иногда у меня и мелькает такая безумная мысль. Уж не всю ли и собираются арестовывать?

      Я уже жду привычной реакции мужа. Он должен сейчас прикрикнуть на меня за такие кощунственные слова. Но вдруг… Вдруг он разражается «еретической» речью. Выражает уверенность в честности многих арестованных «врагов народа», произносит гневные слова по адресу… По очень высоким адресам. И я рада, что мы опять мыслим одинаково. Я воображала