Женщины Цезаря. Колин Маккалоу

подниматься в горы, на них напали катафракты. Поскольку фимбрийцам нравилась хорошая драка, они сами, без помощи галатов, спустили с горы этих огромных всадников и лошадей в кольчугах. После этого галаты справились со вторым отрядом катафрактов. И стали ждать следующих.

      Но больше катафрактов не было. Через день марша римляне поняли почему. Земля была совсем плоской, но, на сколько хватал глаз в любом направлении, она сама представляла собой новое препятствие – нечто до того таинственное и жуткое, что они гадали, каких богов оскорбили, чтобы те послали им столь ужасное наказание. И опять появились кровавые пятна – на этот раз уже не на снегу, а размазанные по всей почве.

      Перед ними торчали скалы. Скалы с острыми как бритва краями, высотой от десяти до пятидесяти футов. Они безжалостно нагромождались друг на друга, сталкивались, нависали всюду, без всякой причины, логики или порядка.

      Силий и Корнифиций захотели поговорить с военачальником.

      – Мы не можем перейти через эти скалы, – спокойно сказал Силий.

      – Эта армия может перейти через что угодно, и она уже доказала это, – ответил Лукулл, очень недовольный их протестом.

      – Нет дороги, – продолжал Силий.

      – Тогда мы проложим ее, – упорствовал Лукулл.

      – Только не через эти скалы. Мы не будем этого делать, – сказал Корнифиций. – Я говорю это, потому что мои люди уже пытались. Из чего бы эти скалы ни состояли, они тверже, чем наши dolabrae.

      – Тогда мы просто перевалим через них, – резко сказал Лукулл.

      Он не сдавался. Истекал третий месяц похода. Он должен достичь Артаксаты. Поэтому его маленькая армия шагала дальше. Она подошла к лавовому полю, когда-то в далеком прошлом изрезанному внутренним морем. И задрожала от страха, потому что все скалы были покрыты кроваво-красным лишайником. Идти было трудно. Казалось, муравьи тащатся через поле, покрытое осколками. А скалы резали, оставляли ссадины, синяки, скалы жестоко наказывали людей. Вокруг не было ни единой тропинки. Со всех сторон на горизонте виднелись снежные горы, иногда ближе, иногда дальше, но постоянно в поле зрения, не обещая людям передышки.

      Когда римляне отошли немного на север от озера Тоспитис, Клодий решил, что ему наплевать, что скажет или сделает Лукулл. Он пойдет с Силием. И когда (узнав от Секстилия, что Клодий покинул штаб и присоединился к центуриону) военачальник велел ему вернуться в первые ряды отряда, Клодий отказался.

      – Передай моему зятю, – сказал он трибуну, посланному за ним, – что мне нравится там, где я нахожусь сейчас. Если он хочет, чтобы я топал впереди, ему придется заковать меня в кандалы.

      Ответ этот Лукулл предпочел проигнорировать. По правде говоря, штаб полководца был очень рад отделаться от этого вечно недовольного смутьяна Клодия. Еще никто не догадывался об участии Клодия в бунте киликийских легионов. И поскольку фимбрийцы ограничились официальным протестом, объявленным их центурионами, никто не подозревал и о назревающем