Записки куклы. Рассказ для маленьких девочек. Варвара Андреевская

надоела ей очень скоро, точно так же, как и остальные игрушки. Сначала она еще хотя изредка занималась мною, одевала, причесывала, но потом перестала даже спрашивать, где я, что со мною. Я продолжала лежать около шкафа, без платья, в одном белье; волосы мои спутались, лицо, шея, руки покрылись пылью, а на глазах даже завелась паутина, через которую я почти ничего не могла видеть.

      Сколько времени пришлось мне жить такою печальною жизнью – не знаю, помню только, что в общем было очень скучно.

      – А где та кукла, которую ты выиграла в лотерею у Наты, помнишь? – спросила однажды Маню ее мать.

      Маня опустила глаза и сконфузилась.

      Мама повторила вопрос.

      – Я сама не знаю, где она… – тихо отозвалась девочка.

      Мама укоризненно покачала головою и, войдя в детскую, принялась меня разыскивать.

      – Разве можно так относиться к вещам, – заметила она, наконец увидев меня лежащею около шкафа, – такая превосходная кукла, и посмотри, на что она сделалась похожа? Если ты не хочешь играть с нею и обращаться как следует, то я сегодня же подарю ее Параше, дочери нашего дворника; Параша добрая девочка, она будет беречь Милочку, любить и лелеять.

      – Нет, мама, – возразила Манечка, – мне жаль отдавать такую дорогую куклу Параше.

      – Тогда надо уметь обращаться с нею, изволь сию минуту привести ее в приличный вид, тем более что сегодня, после обеда, приедут твои кузины, которые, наверное, пожелают ее видеть.

      Слова эти были сказаны так строго, что Маня не смела возражать.

      Нагнувшись к полу, она подняла меня за рукав рубашки двумя пальчиками, держа далеко от себя, чтобы не запылиться, положила на стул, сняла со стены полотенце и начала колотить меня им по голове, по лицу, по всему туловищу, – пыль летела столбом.

      Это продолжалось довольно долго. Маня колотила меня так сильно, что иногда даже чувствовалась боль, но я не смущалась, потому что мне очень было бы неприятно показаться гостям в виде замарашки.

      – Противная кукла, сколько с тобою хлопот! – с досадою вскричала девочка, когда мать ее вышла из комнаты, и мы остались одни.

      Ната никогда не говорила со мною таким тоном, а потому слова Манечки показались мне очень обидными.

      – Ну же, поворачивайся, – продолжала она, напяливая на меня платье, и так высоко подняла мою руку, что она даже хрустнула и подломилась около того места, где начинается плечо.

      Я, конечно, почувствовала страшную боль, но так как куклы ни плакать, ни кричать не могут, то волей-неволей казалась спокойной.

      Что же касается Мани, то она, должно быть, струхнула: личико ее покрылось бледностью, несколько минут она стояла молча, в нерешимости переминалась с ноги на ногу, затем, словно что-то сообразив, схватила меня и чуть не бегом бросилась в соседнюю комнату, где работала портниха.

      – Анна Игнатьевна, – обратилась она к ней, – помогите! С моей куклой случилось несчастье: я стала одевать ей платье и по неосторожности сломала руку, – нельзя ли как зашить?

      Портниха