Сборник рассказов о странностях любви. Ирина Безуглая

Не важно, мошенник он или нет. Он прав, по существу. Он нашел свое дело на земле, и он счастлив. Вот что самое важное. Я последнее время думаю, знаешь над чем? Будешь хмыкать, не расскажу…

      – Не буду, колись.

      – Вообще-то, есть над чем посмеяться. Старая тетка вдруг задумалась, зачем она на свет родилась.

      – Лиса, Лиса моя Рыжая, на тебя вроде совсем не похоже, размышлять на такие темы.

      – Ну да, я тоже надеялась, что меня не достанут эти вопросики, а вот на тебе, не только достали, но и душат прямо. Должна ли я была что-то сделать в жизни? Может, мне какие-то знаки давались, а я их не поняла, не заметила? Ведь кто-то свыше может быть, на меня рассчитывал? Каждый человек для чего-то ведь родился, не просто так.

      Гошка молчал. Лиза, уверенная, теперь уверенная, что он заснул, стала приподниматься с дивана, но снова села, услышав его хриплый шепот.

      – Я-то знаю, зачем родился.

      – Конечно, знаешь, не сомневаюсь. Ты – первоклассный специалист, профи, столько сотворил, медали какие-то хапал горстями, включен в энциклопедию, – проговорила Лиза.

      – Да все эти звания, награды и почетные записи это, как баба Зина сказала бы „говна – пирога“– улыбнулся Гошка, хотел добавить еще что-то пренебрежительно-ироничное, но появились признаки надвигающегося удушья, и он поспешно закончил:

      – Мое назначение было – любить тебя, моя Рыжая Лиса.

      Гошка втянул, как мог и сколько мог, воздуха и уже еле слышно добавил:

      – И мне вполне этого хватит на всю оставшуюся жизнь.

      Эта поездка оказалась их последней. Больше вместе они никуда не выезжали, а Гошка и не выходил из дома. Он с большим трудом преодолевал даже малое расстояние от своей комнаты до кухни и ванной и давно не мог подняться на верхнюю веранду. День за днем ему становилось хуже.

      Лиза боялась пропустить его последний миг и подкрепляла свою бессонницу еще большими дозами кофе и коньяка. И снова взялась по ночам заполнять листок за листком, писать бесконечное письмо, зная точно, что никогда его не отправит. Она часто останавливалась и уже не удивлялась приобретенной привычке говорить вслух, бормотать шепотом в ночной тиши, продолжать письмо, не прикоснувшись к ручке. Ее совершенно не заботило, записала ли она что-то, или это так и останется сказанным только самой себе.

      – Да, Племяшка, быть однолюбом, как твой Гий, – это, конечно, не каждому дано. Любовь земная – это как дар Божий, кому дан, а кого и мимо прошел. И дается, как любой дар, один на миллион. Есть лишь малый круг избранных, приобщенных. Я не из их числа, к сожалению. Можно, конечно, говорить себе в утешенье, что столько людей живет и вовсе не считает, что любовь есть нечто необходимое. Не ищут ее, а потому и не обрящут. А может быть, дело в том, что те, кто не любит себя, не умеет любить и других? Для меня, например, самым непонятным библейским постулатом остался призыв возлюбить ближнего как самого себя, полагая само собой разумеющимся, что человек себя любит. А если нет? Ты не задумывалась, умная моя Племяшка, что именно нелюбовью к себе самому можно