Анастасия. Загадка великой княжны. Питер Курт

ее не столкнули? – в Ландверский канал.

      Такова была эта фантастическая «история» в изложении барона фон Кляйста. Когда Анастасия узнала о вымыслах барона, ее негодованию не было предела. «Какой Алексей! – возмущалась она. – Мальчика звали, как и его отца, Александр». И откуда барон фон Кляйст взял дату его рождения? Анастасия понятия не имела, когда он родился. Всё, что ей было известно, это что ему сейчас, в 1922 году, «около трех лет». Какое это имеет значение? В любом случае, она бы даже и не узнала сейчас ребенка.

      Анастасия никогда не желала говорить о ребенке и еще менее о своих отношениях с Александром Чайковским. Видимо, это она и имела в виду, говоря, что перенесла «всю эту грязь». «Она говорила мне, что ее изнасиловали», – прямо заявила Герда фон Кляйст. Уже ходили слухи о «невинном флирте» за оградой Ипатьевского дома, и теперь русские монархисты начали к ним прислушиваться. Сама Анастасия касалась этой темы с величайшей скупостью.

      Только в обществе других женщин она могла преодолеть свое унижение и объяснить, что «крестьянин – это не то, что один из нас», что у Александра Чайковского было «доброе сердце», но, как и многие другие люди его класса, он был чересчур «горяч». Анастасия знала, что о ней подумают, и была права: в монархистских кругах распространилось мнение, что она купила себе свободу ценой сексуальных услуг. В 1925 году, когда «история» стала общим достоянием, приятельница спросила Анастасию, как могла она, русская великая княжна, опуститься до таких «простых людей», как Чайковские. Анастасия рассердилась. «Если простые люди добры ко мне, я забываю о том, кто они».

      А Чайковские были к ней добры?

      «Меня бы не было здесь сейчас, если бы они не были добры», – холодно отвечала Анастасия.

      «Она не желала продолжать разговор на эту тему», – писала приятельница Анастасии. Нет, она не желала говорить ни о Чайковских, ни о ребенке, ни о бегстве из России, ни о «последней ночи» и заключении в Ипатьевском доме. Когда она снова заговорила об этом в 1929 году, она не могла вспомнить, сколько времени семья провела в Екатеринбурге, – «очень недолго», – но хорошо помнила их беспомощность и «постоянный страх». Когда ее спросили, почему царская семья не пыталась бежать, она изумилась. «Как мы могли выйти? Как мы могли это устроить? – спрашивала она. – Люди не понимают ничего. Мы не могли свободно разговаривать. Мы не бывали наедине. Они всегда были в комнате». Солдаты были повсюду, эти «ужасные, ужасные» русские солдаты. «Они врывались в комнату по ночам… Русские солдаты – это что-то ужасное… Вы представить себе не можете… Если кто-то из них обнаруживал хотя бы малейшую доброту, его убирали… Они многое украли. Никто не следил за порядком, и они хватали что могли… Они всё время пьянствовали и отвратительно ругались… Они были ужасны. Они чудовищно вели себя с моим отцом… Мне становится дурно, когда я думаю об этом. Они гнусно ругались, обзывали его всякими словами». Люди ничего не понимают, повторяла Анастасия. Никто не может понять,