Бриллианты для диктатуры пролетариата. Пароль не нужен. Юлиан Семенов

очень просто, – ответил Владимиров, положив Нине еще один кусочек сахару. – Библия – великолепный памятник народной культуры. Народ мудр, Никодим Васильевич. Надо бы – и я думаю, мы это в будущем сделаем, – ходить по деревням, по рабочим кварталам и, не торопясь, не по-газетному, а серьезно, записывать разговоры людей.

      – Запишут – и в подвал ЧК! Там выдадут за энти разговоры!

      Владимиров расхохотался; Нина тоже заставила себя посмеяться.

      – В ЧК, говорите, – хохотал Владимиров. – Да, вполне возможно, тут спора нет! Однако если «Правда» печатает рассказ контрреволюционера Аверченко, то, видно, ЧК перестала бояться разговоров…

      – А ваш сын, – спросила Нина, – не филолог?

      – Он неплохо пишет, хотя слушал курс физико-математического факультета.

      – А он что, статьи пишет? Или рассказы?

      – Он писал стихи, но мне их никогда не показывал. В Берне, мальчишкой, пробовал себя как репортер в газетенках…

      – Аляксандрыч, – продолжал гнуть свое сторож, – а вот ты когда из Библии-то читал, так ведь там не сказано, что Бог звал против законной власти…

      – Ничего подобного… Тот же Иоанн говорил: «Сколько славилась она, – это он о Вавилонском царстве, – и роскошествовала, столько воздайте ей мучений и горестей!.. За то придут в один день на нее казни, смерть, и плач, и голод, и будет она сожжена огнем, потому что силен Господь Бог, судящий ее… И восплачут и возрыдают о ней цари земные, блудодействовавшие и роскошествовавшие с нею, когда увидят дым от пожаров…»

      – Такого батюшка нам не излагал…

      – Значит, он Библии не знает и не понимает, что это свод мечтаний несчастных, которые издревле жаждали справедливости…

      – Владимир Александрович, – спросила Нина, – а вы на антирелигиозных диспутах выступали? Нам бы устроить, а?

      – С удовольствием. Принимаю перчатку от любого теолога.

      – Какую перчатку? – не понял Никодим Васильевич.

      – Это так вызывали на дуэль, – объяснила Нина, – когда люди решали стреляться друг с другом. Один из них кидал к ногам другого перчатку.

      – Так подыми да и не стреляйся, – сказал сторож. – По-любовному, что ль, нельзя? Все бы стреляться людишкам, все бы стреляться. Колотим друг друга, а нешто белый враг Расее? Мой брат белый был; мужик, подчиненный приказу, – как ему скажут, так он и поступит. Так рази он враг Расее-то? Нешто всем русским сговориться вместях нельзя было?

      – Иногда это очень трудно сделать, – ответил Владимиров, отчего-то вздохнув.

      – А где теперь ваш брат? – спросила Нина.

      – Убили его бандиты…

      – Кого вы называете бандитами? Белых или красных?

      Никодим Васильевич внимательно посмотрел на девушку и медленно ответил:

      – Бандитом, доченька, я считаю бандита, потому как он злодей.

      – Ниночка, – сказал Владимиров, – я провожу вас, уже поздно.

      Как Нина ни отговаривалась, Владимиров пошел ее провожать. Жила девушка далеко, возле вокзала, но ей сейчас надо было обязательно в ЧК, чтобы рассказать Унаняну