Бриллианты для диктатуры пролетариата. Пароль не нужен. Юлиан Семенов

Воронцов стоял не двигаясь, прислушиваясь к тому, закроет старик входную дверь на засов или уйдет. И лишь когда скрипуче грохнула щеколда, а потом прогрохотал засов, он выдохнул и медленно осмотрелся. Окно было низкое, закрытое ставнями. Воронцов на цыпочках подошел к ставням, осторожно открыл крючок и выглянул на улицу: окно выходило в густой сад. Голые ветви сирени упирались в стекло.

      Воронцов вернулся к двери, запер замок, ключ положил в карман; снял казакин, свернул по-походному, положил возле двери и лег на него, как на подушку, хрустко и длинно вытянувшись.

      – Между прочим, – чуть хрипловатым голосом сказала проститутка, – червонец обязаны уплатить – так или иначе.

      – Сейчас?

      – Можно утром.

      – Когда кончится мое время?

      – У вас что – нет документов?

      – Почему… Есть… Я поссорился дома…

      – Не врите. Дед таких не приводит.

      – Кто он, между прочим, этот ваш дед?

      – Покойный грешник в улучшенном издании.

      Воронцов сел. С неожиданным интересом посмотрел на девушку: она лежала, по-прежнему отвернувшись к стене.

      – Тебя как зовут? – спросил он.

      – А вас?

      – Меня зовут Дмитрий Юрьевич…

      – Значит, Митя… Маленькое имя, – заметила девушка, – вы уж извините, но мне вас по имени-отчеству называть неудобно: тех, кто с тобой спит, надо называть по имени – я пытаюсь камуфлировать распутство чувством…

      – Бред какой-то, – пробормотал Воронцов, увидев громадные синие глаза, густые черные волосы, прекрасного овала лицо, – да вы тут что, все – умалишенные?

      – Все, все… Вы, мы, я… Водки не принесли?

      – Нет.

      – Попросите деда. Это дополнительная такса: за раздельную кровать.

      Старик принес водку в грязной, зеленоватого цвета бутылке с отколотым горлышком.

      – Сала подай, – сказала девушка.

      – Сало кончилось, Анна Викторовна.

      – Что у тебя еще есть?

      – Хлеб.

      – Принеси хлеба.

      – Может, сбегать поискать чего на Брянский?

      – А что ты там найдешь?

      Там начали пирожками торговать с ливером.

      – Дайте ему денег, Митя, пусть он принесет пирожков.

      Воронцов достал из бокового кармана пачку денег и протянул старику червонец.

      – Сейчас я обернусь, – сказал дед, – мигом.

      Когда старик ушел, Анна Викторовна поднялась с софы; была она высокая, тонкая, сложена великолепно, по-английски.

      – Без закуски пьете? – спросила она, подойдя к столу.

      – По-всякому пью.

      Она разлила водку по стаканам и медленно выпила свой – тяжелыми, слышными глотками.

      – Пейте, Митя. Сивуха, правда, но гнали ее из хлеба.

      Воронцов отошел к окну, отворил ставни. Пламя керосиновой лампы отражалось в стекле ладонями молящейся Богоматери.

      – Кто вы и почему вы здесь? – спросил Воронцов.

      – Ну, это неинтересно.

      Он подошел к столу, налил себе водки, выпил залпом, близко заглянул ей в лицо.