Майор Вихрь. Семнадцать мгновений весны. Приказано выжить. Юлиан Семенов

Интересно, а о чем я думаю в промежутках, когда ни о чем не думаю? Нет, сейчас тоже думаю про то, что бывает, когда ни о чем не думаю. Давно я не ходил за грибами. Гешке на прошлой неделе собрал два ведра прекрасных грибов. Их можно засушить и отправить домой. Грибной супчик зимой – что может быть прекраснее. Черт, а ведь надо поужинать. Сейчас я отведу ее в комнату, а сам поужинаю. Надо будет взять то, что осталось в каминной. Там у них наверняка остались вкусные вещи. Им принесли жареную баранину, кровяную колбасу с чесноком и сыр. Почему эти горцы кладут в колбасу столько чесноку? От них воняет так, что невозможно быть в одной комнате. Попробуй разреши им ездить в одних вагонах с нами, что тогда получится?»

      – Пани! – крикнул унтер. – Поскорей, пани!

      И пошел по дорожке в обратную сторону.

      Шеф гестапо Крюгер сказал:

      – Мой дорогой Берг, не обращайте на него внимания. Это не стоит выеденного яйца. Я со своей стороны заставлю его принести вам публичное извинение. Все это ерунда в сравнении с той победой, которую мы с вами одержали. Я немедля отправляю донесение в Берлин.

      – Надеюсь, вы понимаете, почему я так щепетилен к этой пьяной шутке, – сказал Берг.

      – Почему пьяной?

      – Он был пьян.

      – Погодите, погодите, он был пьян?

      – Да. Мы с ним ужинали, и он так много пил, что немудрено было наговорить бог знает что.

      – Хорошо. Он будет наказан, не омрачайте нашу общую радость глупостью пьяницы, который не умеет себя вести. Что делать, если кое-кто из моих сотрудников забывает свой партийный долг и начинает пить, как презренный еврейский плутократ?!

      В это время зазвонил телефон. Шеф гестапо сказал:

      – Простите, полковник.

      Снял трубку. По тому, как он слушал то, что ему говорили, Берг понял: русская ушла. Он не ошибся. Шеф гестапо сказал:

      – Где Швальб?! Что?! Немедленно найти его! Объявите тревогу! Поднимите войска! Прочешите все окрест! Перепились, паршивые болваны! Тупицы!

      И пока шеф гестапо орал по телефону, Берг думал: «Конечно, самое страшное, если ее схватят сегодня или завтра, пока она не нашла своих. Они – а она тогда непременно попадет в гестапо – выпотрошат ее. И что тогда? Ничего. Они сами санкционировали мою к ней вербовку. Только одно – она может показать, что гвозди были выдернуты. Почему это должен был делать именно я? У кого шевельнется такая мысль? Покажет русская? Нельзя начинать дело, заранее решив, что оно проиграно. Больше юмора. И так и эдак – все плохо. А пока хорошо. Сейчас уеду к себе и по-настоящему выпью, а потом лягу спать и буду спать до девяти часов».

      Крюгер положил трубку и сказал:

      – Вы все поняли?

      – Пропал Швальб?

      – Плевать я на него хотел мильон раз! Ушла ваша девка!

      Берг вскочил со стула.

      – Это невозможно, – сказал он. – Это какая-то путаница.

      – Ах, перестаньте вы болтать про путаницу! Ушла! Из туалета! Ясно вам?!

      – Нет, – твердо сказал Берг. – Я не верю. Швальб сам проверял этот туалет перед тем, как велел водить ее туда, а не в офицерский ватерклозет.