Звездолет с перебитым крылом. Эдуард Веркин

отсекла ножом крышку.

      Руками она есть не стала, стала ножом, с лезвия.

      – В Эстонии что, все так? – спросил я.

      – Не знаю, – пожал плечами Дюшка. – Там все как-то по-своему. Тетка из Таллина присылала посылку, так в ней мармелад в тюбиках, как из-под зубной пасты. Клубничный…

      Эти тюбики нам Дюшка показывал, правда, мармелада в них никакого не осталось, Дюшка все через соломину выел.

      – А может, это эстонский такой способ? – спросил я. – Банки открывать? Рыбацкий?

      – Не знаю, говорю же… Там в Эстонии такая глушь, что в некоторых местах на хуторах электричества нет… Может, они с такого хутора? Дикие из леса. У девчонки вон свитер весь дырявый, а братец ее вообще в обдергушке…

      – С чего ты решил, что он брат?

      – Похожи.

      И действительно. Я пригляделся и увидел, что они действительно похожи, Дюшка все-таки приметливый. Все жадины приметливые, вечно глядят, чего замышить. И камни метко кидает. А стреляет плохо, слишком торопливый, ну и раздерганный само собой.

      Пацан тем временем доел рыбу и приступил к хлебу – оторвал от буханки половину и принялся откусывать и жевать.

      Дюшка тут же забурчал животом и вздохнул, вечноголодный:

      – Говорил, надо тоже купить…

      Да, интересно все это. Черный хлеб без соли, без масла, без чая, всухомятку. Совсем туристы. Проголодались, вот и объедаются теперь. На молокозавод бы зашли, там сливки всегда продаются, денег-то полно, купили бы сливок…

      Пацан набил за щеки хлеба и теперь медленно и устало жевал, помогая руками, надавливая ими на щеки с двух сторон сразу. Буханку отложил рядом, на бревно.

      Девчонка тоже утомилась, и хлеб уже не ела, просто сидела, морщилась от солнца и зевала. Бордовый свитер на ней болтался, явно с чужого плеча, как и куртка на пацане.

      Я сам едва не раззевался. От жары, от солнца, от бликов на воде, от ветра, который растерял к полудню свою свежесть и стал походить на прозрачный пар, солнечный удар получить не хватало, и самолет высоко-высоко, он каждый тут полдень.

      – Давай под мост залезем, – предложил Дюшка. – Там не так жарко…

      – Давай лучше домой, – в ответ предложил я. – Масло надо занести.

      – А психи? – с разочарованием поинтересовался Дюшка. – Мы же хотели за психами понаблюдать…

      – Я не хотел.

      Да и вообще подсматривать за людьми некрасиво. Нет, мы вроде как и не подсматривали, стояли себе на мосту, воздухом дышали, а психи сами в поле зрения попали. Но все равно нехорошо. Мы же не на реку смотрели, а именно на них. Разглядывали, обсуждали. Некрасиво.

      – Брось, – Дюшка сощурился. – Что дома делать? А тут психи. Ты когда-нибудь настоящих видел?

      – У меня соседи психи, – сказал я. – Они помидоры зелеными едят.

      На самом деле едят. Чупровы. Помидоров у них много, пол-огорода, так они никогда не дожидаются, пока те начнут желтеть, прямо так с куста зелеными и едят. Сядут вокруг – и едят, едят, соком обливаются, смотреть противно, а им ничего.

      – Это