Из ворон в страусы и обратно. Анна Яковлева

баритон,– это всего лишь я.

      Модели бросали на Нилку презрительные взгляды, и лишь Тамара снизошла до объяснения:

      – В нашей среде не принято стесняться.

      Покрутив головой, вошедший осмотрел помещение.

      – А–а, вот, значит, как? Кто тут у нас такой пугливый?

      Сжавшись в комок и прижимая к груди платье, Нила следила широко распахнутыми глазами за приближающимся очаровательным шалопаем, которому на вид можно было дать лет тридцать.

      В том болоте, где росла и училась Неонила, такие красавцы не водились в принципе. Такие красавцы на болотах не водятся – такие водятся в оранжереях. Им нужны особые условия для произрастания: роскошь, комфорт, любовь и восхищение толпы. И модные тряпки.

      Грива вьющихся каштановых волос, карие с поволокой глаза и темные, почти сливового оттенка губы – словом, колени у Нилки подогнулись, она плавно опустилась на скамью. Сердце остановилось, время остановилась, в довершение всего Нилка с ужасом поняла, что позорно вспотела. Деревня. Дура. А если это шанс устроиться модельером?

      Собрав все душевные силы, Нилка посмотрела в глаза очаровательному шалопаю.

      Лучше бы она этого не делала.

      Карие глаза утянули на дно, на котором все отчетливей просматривались предыдущие жертвы: яркие, смуглые, раскованные – не чета Нилке.

      Утопленницы манили новенькую и лукаво улыбались.

      Кожа у Нилки покрылась мурашками, она встряхнула головой – химеры исчезли.

      – Здравствуй, солнце мое,– мачо обнажил в улыбке ослепительной белизны зубы. Ну, еще бы… Театр начинается с вешалки, а мачо – с зубов.

      Кончиком языка облизнув пересохшие губы, Нилка кивнула – звуки застряли в горле.

      – А–а, вот значит, как. А говорить–то мы умеем?

      Нилка снова кивнула.

      – Валежанин, большими дозами ты убиваешь.– Тамара успела надеть джинсы и джемпер. Под тонким трикотажем прорисовывались бугорки сосков.

      В эту самую минуту Нилка ничего так не желала, как быть похожей на спокойную и равнодушную ко всему Наоми–Тамару. Равнодушную настолько, что в присутствии неотразимого самца у нее не отнялась речь.

      – Я?– радостно удивился мачо.

      – Ты. Это Вадим Валежанин, скаут международного агентства,– представила богочеловека Тамара.

      У богочеловека оказалась бульдожья хватка:

      – Значит так,– обратился он к Нилке, судорожно комкающей платье,– приходи в себя, одевайся и выходи в холл. Кивни, если ты меня слышишь.

      С красивого лица сбежала улыбка, оно стало пугающе жестким, очаровательный шалопай бесследно испарился.

      Нилка приниженно кивнула.

      – Ого,– хмыкнула Тамара, когда мачо, уходя, поднял в прощальном жесте руку и скрылся за дверью.

      Пребывающая в полной прострации Нилка сглотнула.

      – Как думаешь, зачем я ему понадобилась?

      – Наверное, у него есть к тебе предложение, от которого ты не сможешь отказаться.

      – Какое?

      – Найди его – узнаешь.

      – Может, не надо?– Колени все еще