Сказки для взрослых, часть 2. Николай Захаров

доподлинно, что самое тяжелое в мире железо – чугуний. А бабка, как и положено, всегда с дедом спорила:

      – Ты че,– говорит,– старый дурень. Чугуний он цвету черного завсегда. Ты хоть на чугунок, хоть на сковороду глянь. А энто-то рыженько. Не иначе как из золоту. Ты кода последний раз в церкву, идолище, ходил. Вспомни, пенек, у батюшки нашего крест наперсный вокурат такого жу цвету блестявага. А сватья сказывала, что им в симинариях из чистого золоту кресты энти льют.

      – Дура, ты дура, ума вона как у энтой курицы, только она яйцо наконец-то хоть из чугуния, но снесла, а ты и вовсе в доме животина бесполезная. Выгоню я тя за язык твой длинный, да вот хочь на той же сватье и женюсь. Она-то чай тя помоложе на пару годков будет. Какое ж эт золото? У батюшки-то крест с каменьями, брюльянтовыми, а здеся иде ты каменья видишь? Дура ты дурища,– гнет дед свое и по голове бабкиной яйцом из чугуния постучал. Три раза стукнул ирод. У бабки три огромных шишки сразу вскочило. Обидно ей стало. Мало того, что молодость гад загубил, так и в старости от него покоя нет паразита. Схватила бабка ухват, да как врежет деду им по лысине. В изумление привела. Минут десять лежал, слюни пускал, пока в себя пришел. А как в себя воротился, то как заорет: – Хрен с тобой, старая перечница, пусть из золота. Только иде брюльянты с самоцветами? Я тя спрашиваю?– бабка, шею его, ухватом к земле прижатую, чуток отпустила, да и говорит: – Иде, иде – во внутрях могет быть! Давай-ка вскроем, да проверим. Самоцветы нынче дороги. Их не на килограммы, на каранты взвешивают. А там может их цельных сто поместилось. Эт тада бизнесментЫ, не 50 рублев, а могет быть цельную тыщу отвалят, да за скорлупу еще стоко же. Ох бы зажили всласть. До пенсии-то еще две недели чай, а жрать уже нечего,– и даже слюнки пустила, представив себе жизнь эту сладкую.

      – Да убери ты, дурища, ухват свой с моей шеи, дышать же нечем. Помру вот, не ровен час от такого обращению, на какие шиши хоронить станешь?– Взвыл дед. Бабка похоронных расходов испугалась и шею дедову освободила. Сидит дед, одной рукой шею скребет, в другой яйцо из спорного железа вертит.

      – Ну, и че сидишь? Че ждешь? Бей, вон хоть по ухвату, да миску накось подставь,– бабке не терпелось поскорее во внутрь яйца заглянуть. Дед потряс яйцо возле уха, прислушался, не бренчат ли самоцветы каменьями о бриллианты. Нет, не бренчат. Да и хряпнул яйцом по черенку ухватовому. Черенок пополам, а яйцу хоть бы хны. Крепкое, зараза. Почесал дед за ухом, да еще раз хряп, теперь уж по железной кривулине ухватовой. Кривулина в прямулину выгнулась, а яйцо даже трещинку не дало. – Тут, похоже, надо колуном бить, чтобы наверняка. Уж не из булата ли оно сотворилось акаянное. Вона, даже вмятины нет али царапины какой. Булат не иначе. Сходи, мать, к соседу за колуном, одолжись,– сообразил дед. Бабка – одна нога здесь, другая там. Пока бегала, всей деревне новость про яйцо золотое рассказать успела. Приволокла колун и человек – 50-т ротозеев с собой привела. Всем на диво это взглянуть захотелось. Дед , как толпень увидел любопытствующих, осерчал на бабку и замечание ей сделал, но без рукоприкладства, хотя ох как чесались кулачонки.