Развратная. Маша Моран

румянец, который покроет ее лицо, кожу и грудь. Алые следы от моих касаний. Отметены по всему телу. Это наваждение. Или болезнь. С любой другой я практически хренов импотент. Но когда дело касается Виктории Сергеевны… Достаточно секунды, чтобы я перестал соображать. Отпустить? Нет. Наклоняюсь еще ниже. Теперь я чувствую жар ее тела. Она горит. Так же, как и я.

      – Почему вы оказались в том переулке?

      Она непонимающе хмурится:

      – Что?

      В горле пересохло. Хрипло повторяю:

      – Почему в пятницу вы оказались в переулке?

      – Я шла домой. Отпусти меня немедленно!

      – До вашего дома далеко. Почему вы шли пешком?

      – Да какая тебе разница?! Отпусти меня! – Она снова дергает руку. – Ты меня знаешь, Туманский! Если сейчас же не отпустишь…

      Я не могу сдержать улыбку. Когда она была в ярости, то всегда называла нас по фамилиям. Верный признак того, что одиннадцатый «А» ожидает скорый пиздец.

      – И что вы мне сделаете? Вызовите отца? Поставите в угол нерадивого ученика?

      Она щурится. Не знаю, возможно ли такое, но ее глаза становятся пронзительно голубыми.

      – Ты уже взрослый мальчик и вполне сам можешь встать в угол.

      Чертова стерва! Мальчик? Мальчик. Член болезненно дергается, упираясь в джинсы. Меня практически трясет от возбуждения. И бешенства. Адского бешенства. Для нее я все еще мальчик. В ее голосе пренебрежение и снисходительность. А меня изнутри рвет на куски. Ненавижу ее. Она – болезнь. Съедающая изнутри опухоль. Но никого и никогда я не хотел так, как ее. И дело не в сексе. Она мне нужна. С того самого момента, как впервые увидел. В моем мозгу словно выжженное клеймо с ее именем. Я пытался с этим жить. Но забыть ее невозможно. И заменить другой тоже. Не знаю, что это. Любовь. Психоз. Зависимость. Мне плевать. Она просто должна быть моей. Возможно, если бы не встреча в той сраной подворотне, я бы и продолжал дальше пытаться делать вид, что ее не существует. Но она оказалась там. А теперь, случайно или нет, пришла прямо ко мне. Я не смогу ее отпустить и отдать другому. Не смогу. Она моя. Все эти годы была моей, но не знала этого.

      – Павел, я не шучу…

      От того, как она произносит мое имя, член напрягается еще больше, а перед глазами темнеет. В ушах шумит кровь. Мне нужно засадить ей до основания, чтобы хоть немного ослабить давление в яйцах. Послать бы вас на хуй, Виктория Сергеевна. А после затрахать до невменяемого состояния. Я изо всех сил пытаюсь сконцентрироваться на том, что она говорит. Но ощущение такое, будто я закинул в себя несколько доз наркоты. Память с трудом отматывает назад, и мне все же удается произнести:

      – Я готов остаться после уроков. И понести заслуженное наказание… за свое плохое поведение.

      Ее зрачки расширены. Наверное, от злости. Но ей давно пора понять, что мы не в школе, и я больше не ее ученик. Привычные ей правила теперь не действуют – мы будем играть по моим.

      – Павел, я в последний раз повторяю…

      Мне стоит огромного труда, чтобы не наброситься на нее. Внутренние тормоза уже сломаны, но в мозгу вместе с пульсом упорно