Восточный экспресс. Кассия Сенина

что «каждый молится Богу, как знает», местные аборигены не виноваты, если до них не добрались христианские миссионеры, а Бог вполне может услышать и такие молитвы, «была бы искренность!» Панайотису не хотелось ссор в медовый месяц, он поспешил согласиться, что «возможно, оно и так», – и это стало второй богословской победой Лизи. Но отнюдь не последней.

      Когда с Рапа-Нуи через напоминавший сауну Джамар молодые супруги вернулись в зимний Константинополь, уже началась подготовка к Великому посту. Почти всю седмицу мытаря и фарисея они провели, наслаждаясь замечательными мясными блюдами луджанийской кухни, но теперь, в воскресенье, когда вспоминалсь притча Христа о блудном сыне, Панайотис решительно вознамерился отправиться в храм и начать подготовку к «весне постной». Лизи пошла на службу вместе с ним и тоже причастилась. Настоятель храма отец Григорий Димитраки славился интеллектуальными проповедями, послушать их приходили со всех концов Галаты и из старого Города, и по воскресеньям вместительный собор оказывался полон народа, люди теснились даже во внешнем нартексе – оттуда, правда, было почти ничего не слышно, но проблему уже несколько лет назад решили путем установки микрофонов и динамиков в нужных местах. На этот раз отец Григорий говорил о «душевном смысле» притчи о блудном сыне. Панайотис с умилением и сокрушением внимал рассуждениям о том, что нельзя «увлекаться дозволенными удовольствиями», иначе нас постигнет участь младшего сына, который, хотя и имел полное право использовать свою часть имения, распорядился ею неразумно, расточив на страсти, и пришел «в полную душевную нищету». Перечисляя виды «скотской пищи», проповедник от алкоголя и курения перешел к «более естественным желаниям» и подчеркнул: хотя блудную страсть и разрешено удовлетворять в законном браке, однако, «если этим разрешением слишком усиленно пользоваться и находить в этом особое удовольствие, то получится зависимость, сродная наркотической», по большому же счету «таким наркотиком является вся наша жизнь, и весь мир является наркотиком, потому что у нас зависимость от жизни». Тут Лизи громко хмыкнула, и стоявшая впереди женщина недовольно повела головой. Панайотису реакция жены тоже не понравилась, и на пути домой он заговорил о том, какую замечательно глубокую и верную проповедь сказал настоятель.

      – Язык у него подвешен хорошо, – согласилась Лизи. – Только вот однобокая у него проповедь вышла.

      – Почему же? – слегка обиделся Стратиотис за отца Григория.

      – Да потому! Притча ведь об отце и двух сыновьях. А он об отце и о младшем сыне сказал, а про старшего молчок! Я-то всё ждала, когда он про старшего заговорит…

      – Что же про старшего говорить? – удивился Пан. – С ним и так всё понятно: он исполнял волю отца, жил благочестиво и…

      – И что? – перебила жена. – В итоге за свое благочестие