Л. Н. Толстой в воспоминаниях современников. Том 2. Сборник

под выстрелами. Все это, однако, заняло значительное время. Мы страшно устали, подъем духа у нас стал заметно падать. Все отступая и отступая, мы начали уже думать, что находимся с другой стороны и вдали от неприятеля. Вдруг невдалеке от нас раздались неприятельские выстрелы. Тут я почувствовал такой страх, какого никогда не испытывал. С напряженным усилием мы опять начали отступать в сторону и только уже к вечеру, обессиленные и голодные, добрались, наконец, до казачьей стоянки. Казаки нас встретили по-товарищески, мгновенно раздобыли вина и зажарили козленка. Они ведь все это хоть из-под земли выкопают. И с каким наслаждением мы растянулись на траве у пылающего костра! Как вкусен был молодой козленок! ‹…›

      После чаю возник общий разговор о музыке, о поэзии, о стихах. Одна из родственниц Толстых прочла своеобразной, певучей дикцией несколько модных стихотворений в символическом духе – с «лиловыми звуками» и «ноющими ароматами». Лев Николаевич стоял у рояля, засунув руку за пояс блузы, и с улыбкою слушал чтение; когда чтение кончилось, он засмеялся и сказал:

      – Уж если набирать в рот всякие звучные слова и потом выпускать их, то вы читайте хоть Фета. У него все-таки есть поэзия и вкус.

      И, поднявши немного голову, точно желая вызвать в памяти что-то полузабытое, Лев Николаевич выразительно прочитал одно из фетовских стихотворений, в котором поэт сравнивает звездное небо с опрокинутой урной[314].

      Начали говорить о Фете.

      Графиня Софья Андреевна хотела вспомнить одно из его стихотворений[315], посвященное ей и положенное на музыку, но не могла вспомнить.

      Лев Николаевич сел за рояль и легким, свободным приемом сыграл этот романс. К роялю подошла в узорчатом шушуне старшая дочь Толстых, Татьяна Львовна, и спросила отца, не пожелает ли он ей аккомпанировать. Он охотно согласился. Она взяла в руки мандолину, оперлась о рояль, и они начали играть стройно и согласно ‹…›.

      Эльмер Моод

      Разговоры с Толстым

      Лет двенадцать назад (кажется, это было в 1888 году) мой зять доктор Алексеев предложил мне зайти с ним к Толстому, который написал предисловие к его книге о вреде пьянства (позднее изданное отдельной брошюрой под названием «Зачем люди одурманиваются?»)[316]. Оказавшись за чайным столом как раз напротив Толстого, которого я тогда читал довольно мало, я осмелился заметить, что узнал о его отрицательном отношении к личному обогащению, и это мне очень интересно, потому что как раз для этого я и приехал в Россию.

      Мы разговорились, однако беседа с Толстым не изменила моих взглядов. Я чувствовал за собой авторитет политической экономии и полагал, что достаточно мне полностью понять взгляды Толстого, чтобы указать ему его основные ошибки.

      Вскоре нас прервали. Прощаясь, Толстой был со мной очень любезен и просил заходить к нему. Однако я не воспользовался его приглашением отчасти из-за своей застенчивости, отчасти оттого, что мне показалось неудобным учить Толстого

314

По-видимому, стихотворение А. А. Фета «Как хорош чуть мерцающим утром…» (1857).

315

Фет, увлеченный С. А. Толстой, посвятил ей несколько стихотворений: «Гр. С. А. Т-ой» («Когда так нежно расточала…»), «К портрету графини С. А. Т-ой» («И вот портрет! и схоже и несхоже…»), «Ей же» («Я не у вас, я обделен…»), «Ты вся в огнях. Твоих зарниц…», «Графине С. А. Т-ой (во время моего 50-летнего юбилея)» («Пора! Во влаге кругосветной…»), «Графине С. А. Толстой» («Когда стопой слегка усталой…»).

316

Здесь очевидная хронологическая ошибка. Статья Толстого «Для чего люди одурманиваются?» написана не в 1888 г., а несколько позднее. Замысел ее возник лишь в апреле 1890 г., общая редакция закончена в июне 1890 г., а окончательный текст статьи был опубликован в качестве предисловия к книге: Алексеев П. С. О пьянстве. М.: «Посредник», 1891.