Киппс. Герберт Уэллс

На что он нужен сломанный?

      – Это сувенир, – ответил Киппс.

      – Как это?

      – Ну, просто половинка будет у тебя, а половинка у меня, и когда мы расстанемся, я буду глядеть на свою половинку, а ты на свою, понимаешь? И будем вспоминать друг о дружке.

      – Ишь ты!

      Похоже, что Энн все поняла.

      – Только мне никак его не разломить, – сказал Киппс.

      Они обсудили эту неожиданную помеху, но ничего не могли придумать. И вдруг Энн осенила догадка.

      – А я знаю! – сказала она и чуть коснулась его локтя. – Дай-ка мне монету, Арти. Я знаю, где у папаши напильник.

      Киппс вручил ей шестипенсовик, и они смолкли.

      – Я это мигом, – сказала Энн.

      Стоя рядышком, они разглядывали монетку, голова Киппса почти касалась щеки Энн. И вдруг что-то его толкнуло на следующий шаг в неведомую страну любви.

      – Энн, – сказал он и судорожно глотнул, испуганный собственной храбростью, – я очень тебя люблю. Правда. Я все для тебя сделаю, Энн. Вот ей-богу!

      Он совсем задохнулся и умолк. Энн не отвечала, но слушала с явным удовольствием. Он придвинулся совсем близко, коснулся ее плечом.

      – Энн, я… ты…

      И опять замолчал.

      – Ну? – спросила Энн.

      – Энн… можно я тебя поцелую?

      Сказал – и сам испугался. Голос его прозвучал робко, внутри все похолодело, он уже и сам не верил в то, что говорил. Поистине Киппс был не из тех сердцеедов, что умеют повелевать.

      Энн рассудила, что ей еще рано целоваться. Целоваться глупо, заявила она, а когда Киппс проявил запоздалую предприимчивость, отскочила подальше. Он заспорил. Стоя поодаль от нее – теперь их разделял чуть ли не ярд, – он убеждал ее: дай поцелую, ну что тебе стоит и что тебе за радость быть моей подружкой, если тебя и поцеловать нельзя…

      Она повторила, что целоваться глупо. Между ними пробежал холодок, и они двинулись к дому. На сумеречную Главную улицу они вступили не то чтобы вместе, но и не врозь. Они так и не поцеловались, но все равно оба чувствовали себя виноватыми. На пороге лавки Киппс завидел внушительную фигуру дяди, невольно замедлил шаги, и расстояние между ним и Энн увеличилось. Окно над лавкой Порников было растворено – миссис Порник наслаждалась вечерней прохладой. Киппс прошествовал мимо с самым невинным видом. И чуть не уткнулся в пуговицы жилета на солидном дядюшкином брюшке.

      – Откуда держишь путь, сынок?

      – Я гулял, дядя.

      – Неужто с отродьем Порника?

      – С кем?

      – Вон с той девчонкой. – И дядя ткнул трубкой в сторону Энн.

      – Что вы, дядя! – нетвердым голосом возразил племянник.

      – Шагай домой, парень. – Киппс-старший посторонился, глянул искоса на отворенное окно, а племянник неловко прошмыгнул мимо него и скрылся в темной глубине лавчонки.

      Тревожно задребезжал колокольчик – дверь в лавку закрылась за Киппсом-старшим; он стал зажигать единственную керосиновую лампу,