Дервиши на мотоциклах. Каспийские кочевники. Максим Привезенцев

в олимпиаду 80-го года. Поначалу они просили иранскую визу. Иранцы дали ее безо всякого напряжения с ними вообще скоро безвизовый режим введут. Принес ее туркменам, туркмены удивились, но виду не подали. Стали требовать справки, одну за другой. Я доставал их с упорством, достойным лучшего применения. И, наконец, когда никаких справок придумать больше было невозможно, попросту отказали. Для выяснения причин надо было ждать письменного ответа из МИДа месяца три, не больше.

      …В тот вечер у меня появился Саид. Мы презентовали наш новый кальянный табак «HOOKAH CIGARS ORIGINAL», и где-то ближе к концу славного вкушения табачного дыма в клуб вошел человек, казалось бы, совершенно из другой жизни. Сразу возникло впечатление, что он явился сюда, в московскую суету, сойдя с классической персидской миниатюры. Высокий, с обветренным в боях лицом воина, очень цепким, жестким и при этом веселым взглядом кажется, сейчас натянет лук и поразит любого врага, – он принес с собой дух Азии, верней, того, что я сам хотел увидеть в Азии.

      – Ирина Аржанцева велела мне с вами познакомиться, – он безошибочно выделил меня и встал за правым плечом, у барной стойки.

      Я что-то еще вещал несколько минут, Саид внимательно слушал. Как только я закончил, он тут же перешел к делу и на «ты»:

      – Не дали визу туркмены? Вот сволочи. Теперь через Афганистан? Это хорошо, лучше через восток ехать, у меня на родине побываешь. Там красиво. Потом Балх увидишь, где Заратустра родился, Бамиан, где талибы Будду взорвали. Читал, наверное?

      Я читал, знал и даже думал уже об Афганистане. И почему-то сразу доверился Саиду. Вообще-то, мне такая доверчивость не свойственна. Может быть, рекомендация Аржанцевой так подействовала, но тогда я вдруг подумал, что мало кто из людей на этой земле так же близок мне, как этот азиатский парень. И я решил: как скажет, так и сделаю.

      Постепенно обозначилось множество забавных подробностей. Саид вырос на берегу Пянджа. Каждое утро он выходил к реке и смотрел на Афганистан. Когда он был маленьким, там шла война. Два его старших брата остались на другом берегу неизвестно, погибли или ушли к моджахедам. Но это вряд ли…

      С Афганистаном у Саида связано полжизни, хотя он с четырнадцати лет в России. Во-первых, он не таджик, а ваханец, исмаилит, из очень почтенного, по местным меркам, рода. Прадед его по имени Джафар, кади и богослов, учился в Кабуле. В свое время он был знаменит на весь Памир тем, что знал язык птиц. С этим связана целая история.

      В начале ХХ века подружился бадахшанский кади с одним орнитологом, а по совместительству доктором из России. Алексей Михайлович Дьяков приехал на Памир в экспедицию, а заодно и устанавливать Советскую власть. Лучшего специалиста по птицам, чем Джафар, ему было не найти. С Дьяковым они обошли пешком почти весь Афганистан, бывали в Нуристане и Герате, в Кандагаре и Нангархаре, дружили с богословами, поэтами и старейшинами пуштунских племен. И тут я понял, насколько мир тесен. Я знал историю Алексея Михайловича Дьякова. Тот же Игорь когда-то рассказывал мне об этом человеке. Дьяков был лагерным другом