Путь хирурга. Полвека в СССР. Владимир Голяховский

хватало. Мы привыкли друг к другу, я ни о чем не думал. Но с недавних пор она стала заговаривать о женитьбе. Моя первая страсть прошла, безумной любви уже не было – была теплая привычка. И еще одно, важное: все мои попытки вовлечь Дину в свои разнообразные интересы – чтение, искусство, наука, – все это не вызывало в ней интереса. Она была женщина, и ей этого хватало. И мне вначале этого хватало. А теперь было недостаточно. После окончания института, всего через год, мне предстояло начинать новую жизнь – неизвестно где и как. Одно я знал точно, что зарабатывать буду очень мало, как все врачи. Как мне брать в неизвестное будущее их обеих с дочкой? А если мы женимся и я уеду работать один, а она останется в Москве – какая это семейная жизнь? Все это меня останавливало, и на ее попытки говорить об этом я отмалчивался или писал стихи:

      Я еще не рассудил, не взвесил —

      Жизнь мою с твоей ли я солью,

      Просто я нетерпеливо весел,

      Оттого, что снова я люблю,

      Оттого, что новое вниманье

      Мысль во мне влюбленно горячит,

      Оттого, что прежнее страданье

      Сникло и подавленно молчит;

      Счастлив я, что встретил эти губы,

      И подумать тяжело до слез:

      Если б был я в жизни однолюбом,

      До тебя любовь бы не донес.

      Когда я вернулся в Москву, то сразу окунулся в еще более напряженную общую атмосферу: из нависшей тучи все чаще сверкали молнии. Одна из них ударила прямо в моего отца. Он еще работал заместителем директора института хирургии и деканом, но эти должности делали его положение мучительным – администрация все чаще игнорировала его как беспартийного еврея. И вот однажды, около полуночи, зазвонил телефон. Отцу часто звонили дежурные врачи – с вопросами по больным, и он всегда отвечал бодрым голосом. На этот раз голос его сразу ослаб и охрип. Мы с мамой нервно прислушивались к его односложным ответам:

      – Да, я понимаю… я к этому был готов… ладно, я напишу… если так решили, то я не могу возражать… я знаю, что это не ты… спасибо, что сказал.

      Повесив трубку, он присел на стул, встал, опять присел. Мы ждали. Он сказал:

      – Звонил Шура Вишневский, он сказал, что райком партии дал ему указание назначить другого заместителя и другого декана вместо меня – на этих должностях должны быть русские и члены партии. Райком уже подобрал кандидатов. Шура извинялся и сказал, что очень расстроен, что хотя он директор, но ничего не может сделать против решения райкома. Он просил меня написать завтра заявление об уходе. Если я не напишу, они могут меня просто уволить. Куда я тогда пойду – работать участковым врачом, как твой учитель? А если напишу заявление, то он сможет оставить меня ассистентом на кафедре. Это на два ранга ниже и зарплата будет в два раза меньше. Что ты об этом думаешь, лапа? – спросил он маму.

      Мама сделала вид, что она к этому отнеслась абсолютно спокойно:

      – Знаешь, что Бог ни делает – все к лучшему. Ты до того измотался на этих двух работах, что тебе полезно отдохнуть. Так что не расстраивайся, и давай лучше думать,