Путь хирурга. Полвека в СССР. Владимир Голяховский

отгородили угол в нашей комнате и кормили его зерном. От нового соседа исходила вонь. Девчонки, когда приходили к нам, затыкали носы:

      – Ну и вонища у вас!

      Тогда мы выпускали гуся из-за загородки, он, важно покачиваясь, выходил. Мы начинали нагонять его на девчонок – он махал крыльями и гоготал. Они его боялись, больше всех трусила Инна Гурьян. Она бегала от него вокруг стола, а я гонял его за ней и приговаривал:

      – Скажи – Амбарцум Саркисович, скажи – Амбарцум Саркисович…

      Так, наконец, мы приучили их произносить это имя.

* * *

      В Бежецке я скучал по Дине. Телефонная связь оттуда была слишком неналаженной, я писал ей открытки. Уже год длилась наша счастливая связь и не была секретом для нашей группы, хотя я никому Дину не показывал. Я предвкушал возвращение – после практики мы должны были вместе ехать в дом отдыха на Черном море. Родители, с обеих сторон, способствовали нашей связи и купили нам путевки. Было довольно очевидно, что такая любовь может перерасти в женитьбу. Но я был слишком молод, и мне и без того было хорошо. Как многие молодые мужчины, я об этом не задумывался.

      Наш гусь просыпался до рассвета и начинал по-гусиному трубить. И я, в своей романтической тоске, просыпался рано. Чтобы он не будил ребят (и девчонки жаловались), я брал его под мышку и шел бродить за город, держа в руке конец веревки – не давая ему убежать. Он спокойно щипал траву, а я тем временем сочинял стихи.

      Ожиданье

      Уже не ночь,

      Еще не утро —

      Час просветленья темноты;

      И скоро свет забрезжит смутно,

      Как зарождение мечты;

      Туман проступит над лугами,

      Застыв недвижно на плаву,

      И вспыхнет вдруг рассвета пламя,

      Не как мечта, а наяву;

      Блеснет на дереве,

      На камне И на воде Лучей привет,

      И первый луч Скользнет в глаза мне,

      В глаза, встречающие свет…

      Я ждал рассвета в нетерпенье,

      Но этот миг не уловил;

      Неуловимо просветленье

      И зарожденье новых сил.

      Но как я ни скучал, мне нравилась операционная сестра Вера – незамужняя, моего возраста, слегка курносая, с ярким румянцем на щеках и с соболиными бровями. Она всегда была веселая и улыбалась приятной улыбкой. Девушки наши все замечали и меня поддразнивали:

      – Заглядываешься на Веру? Вот мы расскажем твоей Дине.

      Я долго крепился, но все-таки назначил Вере свидание. Мы уговорились встретиться под вечер на берегу реки Мологи, возле крыльца купальни. Первое свидание, тихий берег реки, закат солнца – все было романтично. Вера пришла в синем облегающем костюме и понравилась мне еще больше, чем в халате. Мы далеко ушли по берегу и все чаще, как бы невзначай, касались друг друга. По крутой тропке мы спускались к реке, где густо росли кусты. Я шел первым и протянул ей руку. Она прыгнула мне навстречу – ее пепельные волосы защекотали мою щеку. Потом я написал об этом стихи:

      Было или не было? —

      Трудно сказать,

      Было или не было,

      Надо угадать.

      Было