Екатерина Великая. Завершение Золотого века. София Волгина

прекрасной пиесы «Горе-Богатырь!», коий смотрела с вами намедни.

      Нарышкина порывисто и крепко обняла Екатрину, коя счастливо улыбаясь, благодарно поцеловала подругу.

      Довольная императрица испросила:

      – Понравился тебе там король Густав?

      – Смех, да и токмо!

      – А как неразумный сын-царевич, коий отправился на войну?

      – О, да, государыня моя! Ловко вы выставили Павла Петровича, коий своими подвигами, токмо и делает, что смешит народ, – ответствовала Нарышкина, взглянув на Екатерину двусмысленным взглядом: дескать, уж слишком государыня выставила своего сына на смех.

      Екатерина, сузив глаза, молвила с насмешкой:

      – Пусть посмеются люди над забавной удалью шведского короля и неумелостью царевича.

      Паки помолчав, Екатерина поведала подруге:

      – Есть у меня еще одна презабавная новость для тебя.

      Нарышкина заулыбалась:

      – Любопытно, любопытно…

      – Вообрази от кого я намедни получила письмо?

      Анна Никитична озадаченно повертела головой.

      – Ума не приложу.

      – И я бы не догадалась. Письмо от Дмитриева – Мамонова.

      Никитична расширив глаза, на мгновение замерла:

      – От Мамонова?! Вот тебе и на! Пришел в себя! И что ему надобно?

      – Представь, просится ко мне назад! Снюсь я ему, и каждую минуту думает обо мне, – говорила Екатерина и глаза ее смеялись. – Помнишь, я говорила тебе, что ему быстро надоест Шербатова? Одно дело ходить раз в неделю по двадцать минут по парку с ней, а другое дело жить вместе в одном доме. Вот Дарья, как я и предсказывала, ему быстро надоела.

      Анна Никитична сморщила лицо, как от зубной боли:

      – И что же теперь? Вернешь изменщика?

      Екатерина круто и весело развернулась к ней:

      – Ни за что! Пусть прочувствует, что мне пришлось пережить… И, ты же знаешь, я никогда не возвращаюсь к прошлому. Никогда! И баста!

      – За что я тебя люблю и почитаю, голубушка моя! – почти пропела Никитична и, раскинув руки, довольная, встала, дабы обнять императрицу.

* * *

      Потемкин был в крайнем раздражении из-за медлительных действий сухопутных войск генерала-аншефа Ивана Петровича Салтыкова в Финляндии, которые не позволяли воспользоваться успехами адмирала Чичагова на море. Приказы же императрицы не выполнялись по всяческим причинам. Государыня вновь собрала Совет.

      – Сей горбоносый Чичагов увел флот к нашим берегам. Он тщится сберечь свой флот, ограничиваясь блокадой, разведкой, охраной судоходства и поддержкой гребного флота, действующего в шхерах. Не вижу храбрости в его действиях, – говорил обиженно, сердитым голосом Иван Григорьевич Чернышев.

      Императрица, повернувшись всем корпусом к Чернышеву, изволила коротко изъяснить ему:

      – Ужели вы не ведаете? Он же объяснял: таковая тактика его – вынуждена, граф. Вы сами знаете, каковая у нас острая нехватка в опытных матросах. Вот он и избегает решительных боев. Чичагов компенсирует сие тем, что грамотно использует всяческие прикрытия