Екатерина Великая. Владычица Тавриды. София Волгина

Поправила прическу, вернулась к дивану.

      – Я себе нравлюсь… Хорошею, понеже Григорий Александрович всякий день меня веселит. Смеюсь целыми днями. К лицу мне сей персиковый цвет? – спросила она, показывая на платье.

      – Весьма и весьма! – ответила с воодушевлением Брюсша, потрогав ткань. – Красивое платье. Очень! Понравилось Потемкину?

      – Не знаю, не спрашивала. Он о платьях не ведет разговоры.

      – О чем же ведет?

      Екатерина вдруг покраснела. Отвернула лицо к окну, медленно подошла к нему.

      – Его разговоры невозможно передать, Прасковья Александровна. Одно скажу, они мне чрезвычайно приятны.

      – Ну, поделитесь же немного!

      Екатерина помолчала.

      – Нет, не могу, дорогая моя графиня. Не могу. Слишком все приватное.

      Бюсша опустила глаза. «Да уж, представляю… – подумала она. – Умеет сей Циклоп заговорить кого угодно».

      – Кстати, – заметила она, – в Европе теперь не носят фижм, даже самых маленьких. Я себе заказала из Парижу новое платье. Не дождусь его!

      Украдкой бросив взгляд на ее и свое платье, Екатерина никак не прокомментировала ее замечание. Брюс, однако, знала, что императрица теперь откажется от фижм.

      – Сегодни, чаю, остаешься на обед? – спросила она.

      – С превеликим удовольствием, Ваше Величество! Мне такожде весело послушать речи графа Потемкина, – с улыбкой ответствовала графиня.

      Уже четыре месяца как в тягости, графиня Брюс не упускала возможности лишний раз провести в их компании, ловила каждый взгляд Потемкина, надеясь, что он рано или поздно подаст знак на встречу наедине. Да и то профит – хорошо провести время вместе с ними, понеже с ее надменным и скучным мужем мудрено повеселиться.

      Екатерина любила оставлять на обед подругу. Весь март Брюсша находилась в Царском Селе в компании императрицы и ее фаворита. Графиня Прасковья Александровна часто говорила глупости, но зато повеселиться умела знатно.

      Когда ее любимец полюбопытствовал, как на их отношения реагируют графиня Брюс, она написала:

      «Милая милюшечка, Гришенька, здравствуй. Я знаю, что Прасковья Александровна про меня скажет? Она скажет, что я без ума и без памяти. А про тебя? Ну, брат, сам знаешь, что она скажет. Угадать не буду, не ведаю, не знаю, опасаюсь, трушу: она скажет, она скажет, что бишь она скажет? Она скажет: “И он ее любит”. Чего же больше? Неужели, миленький, что о сих строках разворчишься. Погляди хорошенько, разгляди, откуда проистекают. Незачем сердиться. Только нет, пора перестать тебе дать уверения: ты должен уже быть пре пре преуверен, что я тебя люблю. Вот и вся сказка тут, а сказки иные – не суть сказки. А иные сказки – просто разстроил ты ум мой. Как сие дурно быть с умом без ума! Я хочу, чтоб ты меня любил. Я хочу тебе казаться любезною. Окроме безумства и слабости крайней тебе не кажу. Фуй, как дурно любить чрезвычайно. Знаешь, сие есть болезнь. Я больна, токмо за аптекарем не пошлю и долгих писем не напишу. Хочешь, я зделаю тебе экстракт из сей страницы в двух словах, и все прочее вымараю: а вот он – я тебя люблю.

      За