Оборотная сторона холста. Любовь Шапиро

Пиаф. Слышала такую? Или в нашем комсомольском настоящем существуют только речевки и марши?

      – Лучше займись делом. Ты абсолютный бездельник и болтун.

      – Я тоже полон энтузиазма. Я наблюдаю, чтобы никто не отлынивал от работы.

      – Да? А, по-моему, здесь полный кавардак. Для сцены ничего не сделано, – начала загибать маленькие пальчики комсорг. – Скатерти нет, стулья не поставлены. Шарики…. А где шары? – Тоня вылупила на меня глаза, размером как раз с этих шаров, про которые я действительно забыл.

      – Тонечка, как ты такими маленькими пальчиками удерживаешь кисти и палитру? – я захохотал, а Тоня покраснела и отошла на приличное расстояние и показала мне язык, пригрозив для острастки, кулачком.

      Нужно кого-то найти и послать за шарами.

      Всего год прошел. Кажется, что всё происходило не с нами. Анюта, ты помнишь этот вечер?

* * *

      1980 год

      Порывшись в дневнике Энни, я нашла отрывок, посвященный новогоднему празднику.

* * *

      Энни 1940 год

      Пришла под утро и решила сразу всё записать.

      Началось всё в общежитии. У Люды кто-то взял платье, в котором она собиралась идти на вечер. Я вошла в комнату и увидела рыдающую соседку по комнате.

      – Куда дели моё платье? – голосила Люда. – В чём я-то пойду?

      – Я не брала, – тут же откликнулась Варя, накручивая горячими щипцами волосы и всё время обжигаясь.

      Я предложила взять моё.

      – Давай! Только у тебя ничего интересного нет. А мне сегодня нужно выглядеть очень привлекательно…, – Люда схватила мое любимое платье в цветочек и продолжала говорить. – Анют, а тебе, что никогда не нужно ничего особенного? Ты ничего не просишь?

      – Я чужого не люблю носить. Меня мама так приучила. Вы простите меня, это словно…ну… в чужой коже ходить. Как бы и жизнь не моя. В общем, не могу.

      – Нонсенс. Ты просто привереда, – отреагировала Варя, дымясь сожженными волосами.

      Я не стала отрицать. Пусть думают, что хотят. Но я их практически обманула. У меня был же мамин костюм, в котором я приехала в Москву. Я взяла юбку, нашила сбоку большие пуговицы. Получилось уже здорово. Сзади сделала разрез. Ещё лучше. Блузочку я сшила ночью, такую же, как у артистки Серовой в «Девушке с характером» – с фонариками, а пуговички нашла маленькие, но такие же, как на юбке. С туфлями возникла проблема. Мамины почти развалились, а у меня остались только парусиновые. Я быстро вышла из комнаты и побежала искать ваксу или краску. Поработав немного, получились чёрные туфельки в белый горошек. Таких я ни у кого не видела.

      Когда я вернулась в комнату, то девчонки замерли от зависти. Говорить, что я сама покрасила обувь от бедности, не хотелось. Сказала, что мама прислала.

      Я так подробно описываю эту подготовку, потому что это был самый важный вечер в моей жизни, как потом выяснилось….

* * *

      Галина 1940 год

      Из комсоргов меня всё же выгнали. Отец – враг народа. Приехал «перец» весь лощенный из Горкома комсомола. Вызвал меня в кабинет директора, которая стояла бледная и в мольбе