Князь Игорь. Витязи червлёных щитов. Владимир Малик

нелегка у тебя, дед, жизнь, – согласился Самуил.

      Беседа затянулась допоздна. Лишь когда пропели первые петухи, легли спать. Мужчины на полу, Любава – на печи.

      Проснулся Ждан от приглушённого разговора в сенях. Стал прислушиваться. Чей-то грубый голос сердито бубнил:

      – Мне надоело ждать, Живосил! Или отдашь долг ныне, или пусть девка отработает!

      – Будь человеком, Карпило! – просил Живосил. – Отдам! Всё, что должон, отдам! А пока возьми то, что имею…

      Незнакомый Карпило, слыхать, разгневался ещё больше, голос его загремел:

      – Что ты мне тычешь, старый хрыч, какую-то несчастную ногату![24] Так тебе и до смерти не расплатиться!.. Говорю тебе – пускай внучка отработает… Сколько ещё ей сидеть у тебя на шее? У неё и харчи будут, а у тебя долга не станет…

      – Не быть по-твоему, Карпило! Не пущу внучку!

      – А я и спрашивать не стану! Потяну силой – и всё тут!

      Из сеней донёсся шум борьбы, что-то с грохотом упало, потом раздался девичий крик:

      – Ой, дедуся!..

      Ждан вскочил с постели.

      – Дядька Самуил, вставай! Несчастье с Любавой! Быстрей!

      Надев сапоги, сорвал с колышка меч и, как был – раздетый, простоволосый, кинулся из хаты.

      Дверь из сеней распахнута настежь. В сенях – никого. Голоса слышатся у самых ворот. Ждан стремглав выскочил во двор.

      Утро выдалось тихое, солнечное, и только высокие сугробы пушистого снега напоминали о том, что недавно здесь бушевала метель.

      У ворот возились четверо. Двое, одетые в бараньи кожухи, тянули за руки Любаву, которая изо всех сил упиралась ногами в сугроб, а дед Живосил тормошил одного из них за рукав и охрипшим голосом умолял:

      – Карпило, не трогай дивчину! Оставь! Ибо грех на тебе будет! На твоих детях отольются наши слёзы!

      – Иди прочь! Отцепись! – отмахнулся тот свободной рукой.

      – Карпило!..

      – Прочь, говорю, старый хрыч! – разозлился Карпило и кулачищем толкнул старика в грудь.

      Живосил пошатнулся и упал в снег.

      Ждан перескочил через сугроб и выхватил меч.

      – Остановитесь, мерзавцы! Оставьте дивчину!

      И Карпило, и его помощник, молодой парень, выпустили из рук Любаву, отшатнулись. Жирное лицо Карпилы побагровело, глаза от гнева и удивления полезли на лоб.

      – Ты кто такой? Как смеешь руку поднять на княжьего тиуна?! Да я тебя… Да я…

      Он задыхался от ярости. Рука шарила по боку, нащупывая рукоять меча. Его подручный отступил к калитке.

      Но тут на помощь Ждану подбежал Самуил:

      – Погоди, тиун, успокойся! Не горячись! Не тронь меч!.. Почто тянешь девицу, как собаку? Почто ударил старого? Чем он пред тобою провинился?

      Карпило выпрямился. Невысокого роста, дебелый, с толстой шеей, он походил на бугая. Ноги расставил, голову нагнул – таращится исподлобья.

      – Кто вы такие, чтоб я перед вами ответ держал? Тати, разбойники с большой дороги! Да я немедля

24

Ногата – мелкая денежная единица Киевской Руси, двадцатая часть гривны. Гривна – денежная и весовая единица, равная 400 граммам серебра.