Прощание с «Императрицей». Юрий Иваниченко

что в глубине души надежды экстраординарный профессор Иванов всё-таки питает. Просто это юмор у него такой британский, демонстративно-скептический.

      На что, собственно, надеется Иван Иванович? Помалкивает пока. Может, верит, что дело не обойдётся одним только «дворцовым переворотом», о котором все кругом говорят. Или, наоборот, надеется, что из всего переполоха, как в 1905-м, выйдет только Конституция, но такая, от которой царю уже никак не отвертеться. И, значит, всё не так уж плохо, есть смысл, не дожидаясь какого-то исторического разрешения (завтра ли оно случится, послезавтра) – жить.

      Снова заулыбалась Варя. Поймала себя на мысли, что о политике задумалась машинально, в силу привычки. Слишком много её стало в жизни, прямо везде её медные провода, горячие от напряжения, искрящие, бьющие током то тут, то там. Даже где не ждёшь. Как, например, в «рабочей школе», куда она шла вовсе не за политикой, а за…

      Ой, ну чего лукавить? Чего бы она ещё бегала на эти задворки гремучего угрюмого чудовища с жёлтыми глазищами в бельмах масла и пыли – «Санкт-Петербургского патронного завода» – так и гнусавит по-прежнему, со снобистским апломбом, гипсовая надпись на фронтоне. Да, что ни говори, но пример других курсисток, подвизавшихся «делу народного просвещения» с тем, чтобы услышать в описании самой себя третьими лицами – революционерка, и на неё, как ни странно, много подействовал. Хотя уж кому-кому, а Вареньке не грозило, чтобы это был единственный лестный эпитет к её характеристике в кругу собеседников, тонущих в табачном дыму. Ей там законно полагались ещё и «загадочная, неприступная, таинственная»… Так безбожно врала себе Варвара и даже знала, что врёт. Знала, что все эти романтические «арабески» вянут под приговором «благовоспитанной», – званием, по нынешним временам, пошлым и унизительным. Как тут если не прославиться, то хоть за глаза прослыть «революционеркой»? Не «миленькой, соблазнительной, кокоткой» (что в глубине души она, может, даже и приветствовала бы), а вот чуть ли не с прокламациями за пазухой и с револьвером в ридикюле – «р-революционеркой»!

      Варвара сама себе состроила виновато-игривую рожицу, весьма заинтересовавшую какого-то тощего юношу в куцей студенческой шинели. Юношу, вышедшего как раз из одной из несчётных трактирных нор Литейного и, должно быть, принявшего её гримаску на свой счёт. На это Варвара тотчас состроила другую – ту самую «фребеличку» или «классную даму», что так портила ей «современную» репутацию, делая совершенно «несовременной».

      Студент-переросток прямо-таки шарахнулся, и Варвара, не выдержав, прыснула в нитяную перчатку.

      «А ведь сработало же!» – это не насчёт «классной дамы и фребелички», это насчёт революционерки, радостно подумалось ей, когда она нырнула в подворотню, ведущую за угол эклектичного дома «Самолёта», дома пароходной компании.

      Да у неё со времён старших классов гимназии не было столько «воздыхателей», как теперь, в новой роли. Да и те что были? Именно, что «воздыхатели» – необъявленные, не изъявившие