Необыкновенная история про Эмили и её хвост. Лиз Кесслер

Эмили, – мама обняла меня и зашептала в самое ухо, – ты видела своего отца один-единственный раз, когда была совсем крохой.

      – Я еще увижу его, мам, – сказала я, но мой голос дрогнул. – Я обязательно его найду.

      Она только улыбнулась, в ее глазах стояли слезы.

      – Найду!

      И тут к лодке подплыла Шона.

      – Мы почти на месте, – крикнула она. – Ты идешь?

      Я вопросительно взглянула на маму. Та молча обняла меня и разжала руки.

      Я забежала в каюту и переоделась в купальник. Милли вышла вместе со мной на палубу. Я села на борт, улыбнулась и сказала:

      – Увидимся!

      Мама охнула и схватила Милли за руку, а я прыгнула в воду. Почти сразу мои ноги вытянулись и исчезли, по телу распространилось тепло. На месте ног появился хвост. Я помахала маме и Милли, стоявшим на палубе.

      – Смотрите! – крикнула я и нырнула, перевернувшись вниз головой.

      Выставив хвост над водой, покачала им из стороны в сторону. А когда вынырнула, то увидела, что мама хлопает в ладоши.

      – Великолепно! – Она смахнула слезы и послала мне воздушный поцелуй.

      Я улыбнулась ей в ответ. Глаза Милли широко распахнулись, она замотала головой, потом схватила мамину чашку с чаем и залпом ее осушила.

      – Готова? – спросила меня Шона.

      – На все сто, – ответила я.

      И мы отправились в путь.

***

      Большой Тритоний риф был не похож ни на что, виденное мною прежде. Высочайшая и широчайшая стена, самая длинная в мире, если не во всей вселенной, состоящая из разноцветных кораллов. Он тянулся на мили и мили, не имея начала и конца, а вокруг было одно лишь море.

      Сначала я даже не могла понять, что это. Словно угодила на край земли, и всюду, насколько хватало глаз, простирался риф. Он сверкал так, что пришлось прикрыть глаза ладонью, как козырьком. Все это очень походило на школьную дискотеку после окончания последней четверти. В актовом зале тогда включили специальное устройство, которое рассыпало по стенам и потолку яркие блики, менявшие цвет в такт музыке. Только Большой Тритоний риф был в миллион раз больше и ярче любой цветомузыки.

      Вот только чтобы найти тюрьму, нам надо было как-то перебраться через него!

      Мы подплыли ближе. Сполохи превратились в настоящие лазерные лучи: свет отражался от зазубренной поверхности коралловых гор, чьи острые пики высоко вздымались над поверхностью воды. В каждой щелочке росло что-то ярко-фиолетовое, желтое или зеленое: то ли мягкие, резиноподобные водоросли, то ли анемоны. Навстречу нам плыло нечто, напоминающее серебристую новогоднюю елку. Две креветки тащили по дну морскую звезду. В густых зарослях суетились рыбки. Мы же почти увязли в непроходимых водорослях, между камнями и пузырями воздуха. Даже не могли взобраться на вершину: риф был слишком высоким и колючим. Где-то там, над водой, кораллы сверкали, точно битое стекло. Никогда мне не увидеть своего отца!

      – Безнадежно, – сказала я, едва сдерживая слезы.

      Все было словно в глупой детской игре: кинул неудачно кубик и возвращаешься в самое начало.

      – Мы не сможем перебраться через риф ни сверху, ни снизу.

      – Значит, пройдем