Необыкновенная история про Эмили и её хвост. Лиз Кесслер

я осторожно поинтересовалась, не лучше ли мне бросить уроки плавания, но мама отчего-то пришла в ярость.

      – Надеюсь, ты пошутила, – отрезала она тоном, по которому было ясно, что лично она шутить даже не думает. – После всего, что ты тут устроила, и речи быть не может! Ты не сдашься.

      Я подошла к газовому камину в углу салона – так мы называем нашу гостиную. Обычно мне неплохо думается во время ходьбы, но сегодня в голове звенела пустота. Потом прошлась вдоль обшарпанного дивана, застеленного широким оранжевым покрывалом. Шаг, второй, туда-обратно, скрип-скрип, думай-думай. Дохлый номер.

      – «Лучше сразу признайся, детка, я не могу ждать вечно…» – голос мамы плыл из ее каюты.

      Тогда я решила прогуляться до кухни. На лодке она называется камбузом. Там есть раковина, маленький холодильничек и даже плита, вечно заставленная пустыми картонными коробками и банками, которым мама пытается найти какое-нибудь новое применение. Камбуз расположен посередине лодки, в него ведут дверь с палубы и несколько деревянных ступенек. Спускаться нужно осторожно, потому что нижняя шатается. Я же обычно прыгаю вниз прямо с верхней.

      Через кухню я прошла в коридорчик, ведущий к ванной комнате и нашим каютам.

      – Как я выгляжу? – спросила мама, появляясь в противоположном конце.

      Она была в новеньких джинсах и белой футболке с надписью Baby на груди. Буквы блестели и переливались. Футболка как футболка, все бы ничего – вот только недавно я купила себе похожую, а на маме она сидела лучше!

      – Обалденно, мам! – сказала я, но тут сверху раздался знакомый стук.

      Боковая дверца приотворилась, и в проеме показалась голова мистера Бистона.

      – Это я, – произнес он, подозрительно осматриваясь.

      Мистер Бистон – смотритель маяка. Он все время болтается поблизости. У меня от него мурашки: разговаривая, он как-то странно косится краем глаза. Они у него еще и разноцветные: левый – голубой, а правый – зеленый. Мама говорит, что ему просто тоскливо торчать на своем маяке, зажигать и выключать прожектор, всматриваясь в морские волны и общаясь с людьми только по радио, потому он к нам и таскается. Еще она говорит, что нужно его пожалеть.

      – О, мистер Бистон! А я как раз собираюсь в книжный клуб. Жду только Милли, она будет здесь с минуты на минуту. Но я, пожалуй, пройдусь с вами до букинистического. – И с этими словами мама направилась за пальто.

      Мистер Бистон по-крабьи вполз в дверь.

      – Ну и как мы поживаем? – поинтересовался он, по обыкновению косясь на меня.

      Губы у него такие же кривые, как и узел галстука. На рубашке недостает пуговиц, а во рту – зубов. Я поежилась. И зачем только мама оставила меня с ним наедине?

      – Спасибо, хорошо.

      – Да? Ну, славно, славно. – Смотритель, прищурившись, продолжал коситься на меня.

      К счастью, Милли не заставила себя ждать, и мистер Бистон с мамой засобирались на выход.

      – Я постараюсь вернуться не поздно, солнышко, – сказала мне мама на прощание и поцеловала в щеку, после чего стерла