Я тебе (не) верю. Каролина Дэй

настолько маленькая квартира, что выяснить отношения нынче негде? Вроде нет. Габаритам можно позавидовать. Не дворец на Рублевке, но красивая квартира, где можно развернуться.

      – Этот Глеб наша золотая жила. Знаешь, сколько в год он получает? А я тебе отвечу – дохрена, – и старого пердуна сюда приплели! Отличное утро, блин. – Ксюша будет в надежных руках, да и мы с тобой заживем лучше.

      – Я не хочу, чтобы из-за ваших игр страдала моя дочь!

      – А лучше, чтобы она продолжала плакать по тому нищеброду? – не сразу поняла, что имел в виду папа, о каком нищеброде говорил и почему я страдала из-за него. Складывалось ощущение, что мне стёрли память, а восстановиться в таком состоянии не может. – Глеб позаботится о ней. Он души не чает в Ксюше, влюбился, как мальчишка. Нужно этим воспользоваться.

      Влюбился, как мальчишка? Души не чает? О чем они? Почему Глеб Олегович должен был в меня влюбиться? Он старше меня лет на двадцать, если не на тридцать. Я ему в дочери гожусь! Какая к черту влюбленность? И где Лёша? Почему его нет рядом?

      Я медленно подняла отяжелевшие веки, впуская свет большого окна, из которого ярко светило солнце. И испугалась. Нет, не солнечного света, а помещения. Оно мне не знакомо. Белые стены, белая тумбочка, белая кровать. Все так и сверкало белизной.

      Однако меня это не совсем радовало.

      Почему сразу не осознаю, что нахожусь в больнице, а не в своей комнате? Возможно, не почувствовала запах препаратов, который терпеть не могла. Или желала остаться в своём коконе и думать, что сейчас все хорошо? Подходящий вариант найти не удавалось…

      … пока воспоминания последних недель, словно ведро с водой, мгновенно вылились на голову.

      И все началось заново. Непонимание, осознание, разочарование. Я переживала каждое событие заново, начиная с моего дебюта, заканчивая последним спектаклем, на котором мысли резко оборвались.

      В горле тут же ощутился острый ком, готовый вот-вот вылиться в поток слез разочарования и обиды. На всех, включая родителей, которых я почему-то не видела. Но это к лучшему. Не хочу, чтобы ко мне кто-то приходил.

      Мне нужно понять, что со мной произошло. Хотелось позвать врача. Но вместо него заметила два знакомых с детства лица, стоящих недалёко от двери. Родители. Они бесшумно вошли в палату и оказались прямо передо мной. Такие родные, но в то же время чужие, такие близкие, но в то же время совсем далекие.

      Они смотрели на меня как-то странно, с беспокойством. У мамы чуть опухли глаза и покраснели, а отец казался чуть напряженным, но внимательным, будто пытался выловить изменения на моем лице. Давно их не видела такими… взволнованными. Беспокоились за мое здоровье? Я бы могла сказать, что они все-таки мои родители и подобная реакция вполне нормальна, но не в моем случае. Не в моем.

      – Что вы тут делаете? – тут же вылила этот вопрос на родителей, смотря в глаза то на папу, то на маму.

      – Ксюшенька, доченька, мы так переживали! – начала мама, но я быстро перебила пламенную речь, несмотря на правдоподобность нежного тона и красивого