Возвращение Черного Отряда. Суровые времена. Тьма. Глен Кук

мы в осаде, никаких голосований не будет. Я сам постараюсь свести на нет любую попытку организовать выборы. Может, Могаба и не в своем уме. Может, я и отношусь без всякого трепета к тому, что для него свято. Однако только у него достаточно воли, чтобы управлять тысячами норовистых таглиосских легионеров и в то же время держать в узде джайкури. Падет он – на пост заступит его помощник Синдав, затем – Очиба, а уж потом, быть может, я, ежели не успею слинять.

      Пока длится осада, солдаты и гражданские куда больше боятся Могабу, чем уважают, – вот что меня беспокоит. Страх, как неоднократно сообщали Анналы, – наиблагоприятнейшая почва для предательства.

      11

      Совещания штаба Могабы проходили в цитадели, на самой верхотуре; там колдунья Грозотень оборудовала себе командный пункт. Могаба полагал, что высота башни – пустяк по сравнению с теми расстояниями, которые мы, подчиненные, обязаны ежедневно преодолевать. Своего же боевого поста на стене он оставлять не любил, поэтому я мог рассчитывать, что совещание не затянется.

      Держался он вежливо, хотя всем было видно, как нелегко ему это дается.

      – Я получил твое донесение, – сказал он мне. – И нашел его не слишком внятным.

      – Так и было задумано. Чтобы гонец не разболтал новость по пути к тебе.

      – Из этого следует, что новость плоха.

      Он говорил на языке Самоцветных городов, освоенном Отрядом на службе синдику Берилла. Чаще всего мы пользовались этим языком, когда не желали быть понятыми местными. У Могабы причина была другая – он все еще слабо владел таглиосским и без переводчика обойтись не мог. Он и на берилльском диалекте говорил с ужасным акцентом.

      – Да уж точно не из хороших, – сказал я, и Синдав, друг Могабы, перевел для присутствующих таглиосских офицеров. – Гоблин и Одноглазый, – продолжал я, – говорят, что Тенекрут уже совершенно выздоровел и готовится нынче ночью с размахом отпраздновать это событие. Значит, нам надо ждать не обычного тревожащего нападения, а мощнейшего удара всеми наличными силами.

      Дюжина пар глаз взирала на меня, моля богов, чтобы услышанное оказалось чем-нибудь вроде подлого розыгрыша, до которых так охочи Гоблин с Одноглазым. Взгляд Могабы сделался ледяным; когда на тебя вот так смотрят, хочется отречься от своих слов.

      Могаба не пользуется услугами этой пары, постоянно вызывавшей трения между ним и Старой Командой. Он свято уверен, что колдунам, ведьмакам и прочим волшебникам, уж каким ни на есть жалким, не место среди воинов, коим надлежит полагаться лишь на собственную силу, сметку, волю и, может быть, еще на каменную твердость командира, если таковая имеется в наличии.

      Гоблин же с Одноглазым мало того что колдуны, мало того что разболтанны, недисциплинированны и вздорны, так еще и менее прочих склонны признавать его, Могабу, лучшим приобретением Черного Отряда за все прошедшие и на все будущие времена.

      А особенно Могаба ненавидит Тенекрута, ведь тот, конечно же, никогда не выйдет на честный поединок, легенды о котором остались бы