Гавань. Юлия Бекенская

uthor>

      С оглушительным плеском шел под воду грузовичок. Промозглой ночью, при свете фар, под нежную музыку группы АББА.

      В кузове, рыбам на радость, лежал первый груз. А в кабине – несчастный водила.

      Жизнь, никчемная, как рухлядь в багажнике, необъезженная, как верный рафик, уходила на дно.

      Ледяная муть хлынула в окна. Связанный замычал, извиваясь на водительском кресле.

      Ручка двери…

      Двое с причала наблюдали, как вода сомкнулась над крышей кабины. Рядом стоял бульдозер – удобная штука, если нужно что-то куда-то столкнуть.

      Между тополей призывно светился фарами джип.

      – Тачку жалко, – заметил лобастый, с кроличьей верхней губой, крепыш. – Слышь, Ярый. А неглубоко тут. Не выплывет?

      – А это, Миха, – собеседник наставительно поднял указательный палец, – не так уж и важно. Это пе-да-го-ги-ка! Я еще экскурсии сюда водить буду…

      Они зашагали с причала прочь.

      – The winner takes it all, – летел из темноты сладкий голос.

      Если бы они знали, цепочку каких событий запускают, то конечно, никуда бы не ушли.

      А немедленно ринулись в воду, чтобы собрать всплывший из кузова хлам: кастрюли, стулья, коробки, мощной лебедкой поднять на поверхность машину, поцеловать водителя в лоб на прощанье и отпустить.

      Но они не знали.

      Ринат тоже не знал. Он привалился спиной к дверце и скреб ручку.

      Еще немного… но воздуха уже не хватило.

      Он вдруг почуял леденеющим телом дрожание вод и тихий, согревающий свет. Ясно увидел приборную доску и четки из янтаря на стекле.

      Услышал пение – на странном, незнакомом языке.

      Если бы двое в машине прислушались, тоже услышали бы. Но АББА пела о победителе, который получит все…

      Водитель еще успел потянуться к свету, к голосу, но была ли то явь или прощальный привет погибающего тела, понять не смог.

      Его глаза смотрели в мутную глубину.

      Они не видели, как кто-то, пробудившись от почти векового сна, слепо шарит перед собой и прислушивается.

      Как медленно, томно, спросонья, открывая забытые органы чувств – слух и зрение, и тихие незнакомые мысли, приближается, смотрит в кабину…

      То, что проснулось, ведет с собой разговор, прислушиваясь, вспоминая, как это – слышать и вспоминать.

      Ринат обмяк на сиденье и уже не почуял, как разбилось стекло, открылась дверца машины, опали веревки, и тело его устремилось вверх.

      Джип, развернувшись, чиркнул светом причал.

      Пассажиры не заметили кругов на воде.

      Автомобиль заголосил на прощанье и умчался в город.

      Молчала ночь.

      Человек лежал на песке.

      Молчала Пьяная гавань.

***Пустыня Эль-Джафура

      В полдень стороны света исчезают.

      Исчезает и время: медленно текущее меж барханов, в полдень останавливается совсем. Остается маленькое злое солнце. И песок, вокруг и внутри: в выжженных зноем глазах, под бурнусом, во рту.

      Верблюду плевать на стороны света. Он знает, куда идти – по невидимой тропе, что тянется меж барханами, изо дня в день, из ночи в ночь.

      Полдень длится. Направления нет. Кажется, они сбились с пути. Но верблюду виднее – плывет через полдень. Сохнут губы. Иншаллах, доберутся до места.

      За барханом поднимается пыль. Из нее вырастают стены синего камня, тонкие башни и острые крыши; выгибают спины мосты. Ноздри щекочет запах – пряный дух незнакомой влажной земли. Клубится туман, сползая со стен, скручивает в труху остатки ила.

      Мираж. Иншаллах.

      Верблюд упрямо бредет. Город манит и отходит. Теперь он за новым барханом. Но струйка прохлады льется сквозь марево. Верблюд чует ветер и двигается туда.

      Нельзя гнаться за миражом. Но они переваливают через бархан.

      Город исчез. Но кое-что осталось: чахлый куст, три зеленых листа, машаллах! Под ними сверкает алмаз. Вода! Хриплый крик из засохшей глотки.

      Верблюд пьет, окунув мохнатые губы в источник. В круглой промоине на дне мелкие камни. Синие, как город-мираж.

      Он ждет. Сначала – верблюд. Так положено.

      Теперь сам. Припадает губами.

      Глоток – и отпрянул. Горькая, дурная вода. Привкус соли во рту.

      Зачерпнул воды, омыл лицо. Соль коркой стянула кожу. Еще. Четки, намотанные на запястье, зацепились за что-то на дне.

      Верблюд нетерпеливо тянет к воде морду. Уступил ему место с досадой. Воды с каждой минутой меньше – уходит в песок.

      Подсунул руки под верблюжьи губы, зарылся, почувствовал в ладонях гладкую тяжесть.

      Золотой мокрый диск.

      Ослепленный, глядит на сокровище. Неизвестные символы, тонкой ажурной чеканки круги, дрожащая стрелка.

      Глянул