Городище. Леонид Васильевич Доброхотов

количество солнечных лучей. Потом Архивариус налёг ногами на педали и начал крутить их с невероятной быстротой. Водный велосипед резко дёрнулся вперёд и, набирая скорость, стремительно побежал по реке, оставляя после себя огромные валы волн и белую пену как взбитые сливки. Судно Архивариуса мчалось мимо пляжа, привлекая внимание весьма удивлённых отдыхающих.

      – А не плохая мысль, – заметил загорающий Блюм своему товарищу, – ставить на водный велосипед движок от катера, – и навёл на новинку подзорную трубу.

      – Ол райт! – согласился приятель, кивая головой и показывая все свои тридцать два сверкающих зуба.

      – Ба! Да он без двигателя! – поразился Блюм, держа в круге оптического прибора Архивариуса с Пустырёвой. – Джон, это ведь наш конкурент!

      Улыбка слетела с лица Джона, а в глазах мелькнул испуг. Он взял у Блюма подзорную трубу и, приставив к глазу, начал изучать врага.

      Водный велосипед поравнялся с моторной лодкой и пошёл на таран. Лицо хозяина лодки выразило одновременно удивление и ужас.

      – Вот и догнал лодочку! – загоготал водный велосипедист басом.

      В это мгновение велосипед стукнулся об борт лодки, его круто занесло, и он перевернулся. Над пляжем пронёсся короткий крик Пустырёвой и оборвался.

      Солнце уже клонилось к закату, досушивая экстравагантный костюм начальницы ЖЭКа, повешенный на куст. Людмила Семёновна в бикини и Архивариус в семейных трусах, похожих на парашюты, подкреплялись бутербродами. Макияж на её лице смыло, причёска от воды стала пышной и стиля «вамп» словно и не бывало.

      – Вы опасный человек, – улыбалась она, пережёвывая бутерброд. – Скажите, а почему вы набрали на помойке всякой рухляди и загромоздили общий коридор? Мне поступила жалоба от ваших соседей.

      Архивариус задумался, посмотрел на туфли Пустырёвой, которые сушились рядом около небольшого костерка, и взял одну туфлю в руки.

      – Ширпотребчик, – сказал он и понюхал вещь, – ещё не пропитанный энергетикой хозяйки. Новые вещи более достойны помойки, на мой взгляд. Старые же вещи, особенно, если они красивы внешне, заключают в себе отрезок исторического времени и часть личности хозяина. Они живые! Понимаете, Людмила Семёновна? Конечно, по-своему живые. А живое хоронить грех!

      Людмила Семёновна взяла другую туфлю и повертела в руках.

      – Что же, вы предлагаете ходить в лаптях?

      – Нет, я предлагаю бережно относиться к тому, что сделано руками человека, на что была когда-то затрачена энергия. Столько энергии, Людмила Семёновна, ушло в песок! Да будь она направлена по разумному пути, давно не было бы голодающих, нищих и обездоленных!

      – Боже, сколько красивых слов в защиту старья! – засмеялась Пустырёва. – Кстати, в вашем роду не было старьёвщиков?

      Любитель старины обиженно надулся.

      – Не унывай, приятель! Я просто советую производить более тщательный отбор, а не тащить весь утиль в своё жилище. Запах противный!

      – Это поначалу вонько, а потом привыкаешь, – ещё больше сник Архивариус.

      Пустырёва украдкой сняла золотую серьгу