Пиковая дама – червонный валет. Том третий. Андрей Леонардович Воронов-Оренбургский

как тот священник, смотрел на нее.

      Мария вздрогнула от неожиданности, но быстро нашлась и повторила вопрос:

      – Как ты собираешься попасть в его каюту?

      – Это мои проблемы.

      – Пусть так. – Она оскорбленно пожала плечами, а сама подумала: «Господь все видит, Господь все знает, Господь все рассудит… – помолчала и горячо попросила: – Господи, прости… не оставь нас!»

      Он вновь внимательно и строго оглядел ее с ног до головы, молча достал из коробки новую папиросу.

      – Что-то не так? – Мария неуютно поежилась и бегло осмотрела себя. – Прости, если б я знала, что все так получится… река, пароход, бешеная спешка, кто б мог предположить? Я бы оделась получше.

      – Не бери в голову, на это никто не обратит внимания. На тебе и так атлас и золото.

      – Самоварное. – Неволина иронично скривила губы.

      – Брось, кто об этом догадывается?

      – Да такую дешевку сразу видно. Вполглаза…

      – Я сказал, хватит! Будешь тут ломать благородную. Остановись в суете. О другом думать надо.

      – Может, стоить изменить внешность, Серж? Волосы? У меня есть ножницы…

      – Не глупи. Оставь волосы в покое.

      – Тебе нравится? – Она нервно и высоко рассмеялась.

      – Не будь дурой. Я не слепой. И настройся, в конце концов, на путевый лад. Чем у тебя башка забита? С ума сошла, хочешь опять засыпать нас? Дрянь, бить тебя надо!

      Он замахнулся рукой, чтобы дать пощечину, но в это время раздались сразу три пароходных свистка. Ферт быстро щелкнул серебряной крышкой часов и, забыв про Марию, глубокомысленно покачал головой, что-то прикидывая и намечая.

      – Будь здесь. Жди моего условного. Похоже, все начинается.

      Глава 6

      Пароходные гонки на Волге среди капитанов, в прошлом, как правило, опытных лоцманов, были отчасти сродни скачкам. Были здесь и свои любимцы публики, и нешуточные страсти болельщиков, и риск. Риск подчас был значителен: пароход мог непредвиденно напороться на мель и затонуть, мог взорваться от перегрузки паровой котел, что грозило великим несчастьем, однако неистребимое стремление человека к славе, к наживе, а русского человека еще к бахвальству и к показухе, толкало горячие головы на лихой шаг по принципу: «Если ум не дается, авось заумь поможет».

      …Появления Ферта на верхней палубе никто не заметил. Народ сгрудился у поручней левого борта и с напряженным вниманием следил за пароходом другой компании.

      Алдонин прислушался к людскому граю.

      – Эт заварзинское корыто с верхнего плесу. Как есть почтовик. Вишь, на евонной трубе, Петрович, желтушной краской скрещенные медные трубы намулеваны: «Берегись, мол, с путёв, – почта бежить!».

      – Ах, трандить его в печенку! Почтарь… А туда же, наперед людёв на ярманку поспеть алчет, зверюга!

      – Однако груженый преть. Ишь как просел по самые клубни, ровнехонько по линейку.

      – Груженый корабль еле возвышается над водой, пустой – величественно высится над нею, –