Пиковая дама – червонный валет. Том третий. Андрей Леонардович Воронов-Оренбургский

бедненький мой, ты так и не понял женщин.

      – Ну, куда уж мне… – съязвил он, высвободил ладонь, бросил в рот новую папиросу и чиркнул спичкой. – Я с великим трудом разобрался с лошадьми, а ты говоришь…

      – Ты неисправим, Серж… – Неволина грустно усмехнулась. – Как всегда, верен себе. Опять изменил мне. Не можешь уступить даме даже в малом… Только гляди, не протри колени до дыр, когда ко мне на поклон поползешь. Впрочем, забудем… это никчемная лирика. Так каков твой план? Что я должна буду делать?

      Алдонин поднялся со стула, скрестил на груди руки, посмотрел на напарницу сверху вниз.

      – Охрану отвлечешь ты…

      – Но…

      – Не спорь, я сказал! Зов женщины сильнее приказа командира. Знаю я этих козлов со свистками… Они мало чем отличаются от армейских сапог. «Напра», «нале», «кругом арш» и равнение на бабу. Эти погонники смотрят на кирпич, а думают о п… Уверен, ты справишься. Теперь Барыкин. Этот уксус, как только вступил на трап, с бутылкой не расстается. Крепко сидит на стакане дядя, да я ему еще забубенного собутыльника подогнал. Он теперь до Нижнего света белого не увидит. Короче, он не в счет.

      – Они все вооружены, Серж…

      – Ничего… пуля на пулю, баш на баш. – Взгляд Алдонина замер, глаза мстительно сузились.

      – Угости пахитоской…

      Мария судорожно запалила спичку, жадно, через кашель, затянулась, затем еще и еще. «Господи, что он задумал? Это же кровь… Пожизненная каторга… Но он прежде клялся, что ни разу не убил человека. И я… верю ему… Пока верю». Плечи Неволиной передернуло. Она тщетно старалась сама себе доказать невиновность своего любовника. Ей это вдруг стало крайне необходимо и жизненно важно.

      – Но это кровь… – глядя ему в глаза, уже вслух повторила она. – Ты же сам говорил мне…

      – Откуда ты знаешь, как было на каторге? Свечку держала?

      – Так… ты решился? – Марьюшка впилась в него глазами.

      – За такие деньжищи… и поп в Боге усомнится. Но ты не думай, я не какой-нибудь конченый «хам» или «глот», который за занюханую пайку «плесом бьет»²⁴ барачному куму. И кровушки я не жажду. Мне лишние «заворожки» не нужны… Что я, «волынщик», дешевую бучу затирать? Ну так ведь карты… могут наискось лечь.

      – Если все будет чики-чики, где сойдем?

      – В Петушках, перед Нижним. Там его хватятся, а мы уж и слиняли. Сразу билет в обратку и – как с гуся вода.

      – Ну, а если он тебя застучит? Злакоманов мужик силищи редкой. Говорят, он подковы рвет.

      – Я тоже бью только раз. – На пальцах Ферта зловеще блеснул шипастый кастет испанской работы. – Кто-то из пудреных умников, может, и скажет, что я делаю большую ошибку. Но я не считаю ошибкой давить таких куркулей. К их сытым рожам больше всего кирпич подходит. Не бойся, Marie, ежели что… завалим твоего секача.

      – Он не мой! – обиженно подчеркнула Неволина.

      – Не цепляйся, это я так… к слову.

      Помолчали. С нижней палубы неслось самозабвенное и хмельное:

      Вниз по матушке по Во…

      По Волге,

      По

24

Бить плесом – наушничать, «стучать» начальству каторги.