Инкубатор. Акким Драников

он упустил из виду. Тот самый человечек из генеральской обслуги, который сообщал им о планах Юрия. Хомутов никогда не поверит, что нападению предшествовало лишь наружное наблюдение за дачей. Трудно предположить, что больше десяти человек целую неделю выжидали благоприятный момент для нападения, и при этом их не обнаружил ни один из множества патрулей, которые со дня приезда Юрия регулярно прочесывали окрестности дачи. Значит, будут искать шпиона, если уже не нашли. Что стоило прогнать через «болтунок» всех обитателей дачи? Пол дня работы. Ну и пусть. У него есть огромное преимущество перед Хомутовым. Только Котел знает, по чьей инициативе убрали Юрия. Между ним и Дьяконовым нет посредников. А между стукачом с дачи и Котлом стояло несколько человек. И когда Хомутов доберется до конца цепи, ему не поможет даже «болтунок». С мертвых какой спрос?

      Нелепое они выбрали место для встречи – скамеечку в городском парке. А ведь могли при желании снять на двоих огромный конференц-зал или шикарный ресторан и спокойно все обсудить в тишине и комфорте.

      – Да, Удо, тебя не узнать, – заметил Франц Кречмер, впервые в человеческой истории используя это выражение не в переносном, а в буквальном смысле. – Молод, здоров, красив. Мне, старику, даже как-то не по себе становится рядом с тобой.

      – Не переживай, Франц, скоро и ты будешь выглядеть не хуже меня, – дружески похлопал его по плечу Шлиц.

      Кречмер поморщился, словно опять дала о себе знать больная печень, а затем эстафету боли подхватили и другие органы, изрядно намаявшиеся за почти девяносто лет непрерывной работы.

      – Ты же знаешь, Удо, я никогда и никому не позволял принимать за меня решения. Или, может, операция прошла не совсем успешно, и у тебя возникли проблемы с памятью?

      – Да нет, Франц, я все отлично помню, – Шлиц не стал обращать внимания на излишне резкую фразу приятеля, связывая его возбужденное состояние с открывшимися перед ним фантастическими возможностями. – Просто любой здравомыслящий человек на нашем месте ни на секунду бы не задумался, если бы ему предложили пересадку. Да что говорить – у тебя нет выбора.

      Кречмер всем телом медленно повернулся к Шлицу. Иссохшая пергаментная кожа и бледные, бескровные губы придавали его лицу поразительное сходство с древней мумией, и только глаза говорили, что оно принадлежит еще живому человеку.

      – Пацан, – с ядовитой иронией сказал он. – У человека всегда есть выбор. Это дикие звери слепо подчиняются инстинкту, а человеку Господь дал разум, чтобы он мог думать и принимать решения. И чтобы ты ни говорил, выбор, к счастью, у меня есть. Я предпочитаю смерть.

      Шлиц неторопливо достал сигару. Превосходную сигару, стоимостью восемьдесят евро за штуку. Лет десять назад ему пришлось бросить курить, чтобы продлить на год-другой то жалкое существование, которое врачи по недоразумению прозвали «жизнью». Теперь он снова