Сержант и капитан. Иван Коновалов

многозначительно поднял палец к темному небу. Никита и раньше общался с подобной публикой, и сейчас ему как раз захотелось послушать псевдоумные сермяжные разговоры этих опустившихся, вечно пьяных и немытых философов. К тому же вдруг отчаянно захотелось позвонить Даше.

      – Нет, – почти крикнул Никита.

      – Что нет? – Карандыч и его соплеменники отпрянули от неожиданности.

      – Ничего, это я про себя, случайное воспоминание. – Никита ткнул пальцем мимо Карандыча. – Ага! Вон, Пырич ваш бежит, спотыкается, увешанный добычей.

      – Не Пырич, а Тырич, – осторожно поправил Карандыч. – Ты уж имена не путай. Он свое имя заслужил. Даже из Елисеевского выносить умудряется. Нужный в нашем кругу человек. И сейчас, поди, прихватил чего-нибудь сверх твоих денег.

      Тырич тяжело и радостно дышал, подергивая объемистыми пластиковыми пакетами в руках и притоптывая, как сноровистый конь в предвкушении предстоящей выпивки.

      – Ну, друзья мои, пойдемте вкусить этих даров с нашим новым другом, забыл спросить, как тебя зовут… – оборвал себя на полуслове Карандыч.

      – Никита Корнилов.

      – С нашим новым другом Никитой, который только что прибыл с боевых действий и не желает об этом вспоминать. А мы настаивать и не будем. Посидим, поболтаем, выпьем, закусим. Ну что, братва, ко мне двинем или подальше? В моих апартаментах, я думаю, менты беспокоить сегодня не будут.

      Соратники ответили согласным мычанием, и вся компания двинулась. Никита чувствовал, что пьян, и в то же время ощущал удивительную ясность ума и был готов к диспутам.

      Шли совсем недолго. Пару кварталов. Апартаментами Карандыча оказался четырехэтажный дом дореволюционной постройки, выселенный и готовый то ли под реконструкцию, то ли под снос. Карандыч называл его своим не только потому, что часто ночевал здесь. История намного причудливее. Карандыч рассказывал ее Никите по пути. Еще четыре года назад он жил в этом доме, в своей собственной двухкомнатной квартире. И супруга была. Оба учительствовали. Был сын. Он погиб. Его пырнули ножом какие-то подонки в день, когда он получил университетский диплом и шел домой после студенческой попойки. Это случилось недалеко, на Новом Арбате. Вскоре жена умерла. Сгорела за год. Карандыч запил и пьет до сих пор. Как-то случайно пропил квартиру, в пьяном угаре подписал какие-то бумаги каким-то хорошим людям и не заметил, как оказался на улице. Когда дом выселили, он решил ночевать и принимать гостей в своей бывшей квартире.

      – Нет, бог на свете есть, что ни говорите, и он справедлив. Ведь я вернулся все-таки туда, где прожил счастливо больше тридцати лет, – говорил он, поднимаясь на второй этаж и ласково похлопывая по грязным перилам.

      Никита же старался не задеть плечом стену или батарею ногой, чтобы не измазаться. Цементная пыль, потеки грязи, опилки, полузастывшие пятна олифы… В квартире было холодно, со стен свисали рваные обои, но пол был достаточно чистый. Окна законопачены и заклеены черной бумагой, чтобы свет не просачивался и не привлекал стражей порядка. Стол на кухне,