Сержант и капитан. Иван Коновалов

Современная жизнь его раздражала.

      – Вот скажи мне, Никита, – спрашивал обычно он, – что есть жизнь человеческая?

      – Суета и маразм, Филипп Арсеньич.

      – Мал ты еще. Жизнь есть духовная субстанция, помещенная внутрь физической.

      – Это в нас, что ли?

      – В вас…

      После этого Филипп Арсеньевич переходил обычно на глагольный посконно русский стиль с многочисленными предлогами «в» и «на». Никита любил его слушать. Он – единственный объективный критик нашей непростой эпохи, хотя какие эпохи простые. Вместе с Никитой Филиппа Арсеньевича слушают местные кошки и коты. Он за это угощает их часто валерьянкой. Его бабка пить ему не разрешает, а с собой на лавочку дает всегда пузырек с настойкой. Для успокоения его философских буйств. Но Арсеньевич валерьянку отдает котам, а за бутылкой посылает кого-нибудь из соседей. И сидят Арсеньевич с котами до позднего вечера, соображают и ведут умные беседы.

      – Никита! Вернулся, сосед?! – Арсеньевич даже попытался приподняться. Он был действительно рад.

      – Вернулся.

      – Это хорошо. Мы победили?

      – Смотри телевизор, Филипп Арсеньич. Там все объяснят.

      В голосе Никиты не было ни тени злорадства, и Арсеньевич это понял:

      – Правильно, не наше это с тобой дело – политика. Живой – это главное. А настроение? – понимающе прищурился Арсеньевич.

      – Честно скажу, не разобрался.

      – Ну, солдат, ты иди, поспи, а вечерком подходи, потолкуем. Хотя тебе сейчас не до стариковских разговоров.

      Никита пообещал прийти, если сможет.

      К одиннадцати утра к подъезду подъехал черный «мерседес-320». Никита вышел, сел в него и помахал Арсеньевичу. Тот уважительно сделал костылем «под ружье». Никита благосклонно склонил голову.

      Синяя форменная фуражка на голове шофера заставила Никиту сделать уважительный медленный кивок, шофер, сам чувствующий себя «шофером миссис Дейзи», самодовольно ухмыльнулся, но на всякий случай заметил:

      – Выдали. Что мы, хуже других?

      Митин офис на Сивцевов Вражике. Когда они подъезжали, Никита увидел человека на ступенях офиса, который ему очень не понравился. Что-то среднее между чернорабочим и министром путей сообщений. Кажется, не успеешь уследить, как он возьмет лопату и кирку и начнет укладывать Байкало-Амурскую магистраль, и при этом будет командовать самим собой. Целеустремленный, как памятник Юрию Гагарину. Руки вытянуты назад, как у лейб-гвардейского офицера. Широкое, но чуть вытянутое лицо. Волосы русые, уже с небольшой проседью на висках, зачесаны назад. Никита вдруг понял, что это Митя. Как сильно он изменился в сторону вечности. А ведь ему всего двадцать шесть.

      Не изменились глаза. Крупные, проницательные, но посаженные чересчур близко к носу, они, как всегда, портили общее впечатление. В целом Митя выглядел как большой босс.

      На ступенях офисного здания они встретились, обнялись и пошли беседовать. Дмитрий пребывал в отличном расположении духа:

      – Ну