Побег. Борис Кантор

советской правоохранительной системы. Однако благодаря хорошей конспирации – все члены организации были разбиты на пятерки, которые знали только людей из своей группы, – многие участники сообщества на заметку КГБ не попали.

      После этих арестов я продолжал поддерживать отношения с ребятами, оставшимися на свободе; они протестовали против репрессий в СССР, направляя письма в международные правозащитные организации.

      Об этой стороне своей жизни я не рассказывал даже близким университетским друзьям. Поэтому мои внезапные исчезновения из их поля зрения и последующие неправдоподобные объяснения, вероятно, воспринимались ими как чудачества.

      Тем не менее в категорию «политически неблагонадежных» я всё же попал после того, как подписал коллективное письмо в защиту диссидента Буковского, которого поместили в ленинградскую психушку. Меня тогда несколько раз вызывали на допросы в КГБ, пытаясь получить информацию об организаторах этого письма, и предупредили, что, если я не стану с ними сотрудничать, путь в науку для меня будет закрыт. Я, естественно, отказался, надеясь, что мой руководитель – профессор с мировым именем Павел Андреевич Строев – сможет разрешить ситуацию. Но оказалось, что против КГБ и он бессилен.

      Гадить по мелочам они начали сразу. Вначале я был включен в состав участников экспедиции к Антарктиде на дизель-электроходе «Обь» и даже собрался взять для этого академический отпуск. Но в процессе оформления документов в отделе кадров ГАИШ, куда я был направлен на практику, экспедиция к Антарктиде в моем случае была заменена работой по проведению гравиметрических измерений на подводной лодке в Японском море. Я прекрасно понимал, в чем тут дело. Ведь корабль должен был заходить в иностранные порты. А вдруг кое-кто захочет там остаться и попросить политического убежища?

      Хорошо еще, что они не узнали про мою прошлую связь с подпольной организацией. Тогда бы меня вообще отчислили из университета!

* * *

      Москва блестела под утренним солнцем, окутываясь паром, поднимавшимся от просыхающего асфальта. Всё было как обычно. И солнце, выглядывающее из-за туч, и голубые окна на небе и сверкающие – на домах.

      Вот и Комсомольская площадь, заполненная у парадных трех вокзалов множеством такси и разношерстной толпой приезжих – суетливых и растерянных, напуганных торопливостью и громадностью Москвы. Все они волочили чемоданы, мешки, рюкзаки. Обычная картина для этого места.

      Казанский вокзал – особенно шумный. Но я уезжаю с более спокойного Ленинградского вокзала, где большинство пассажиров не были обременены тяжелым багажом – только портфелями или небольшими саквояжами. Отсюда в Ленинград ехали в основном командировочные – деловая публика.

      После недолгих размышлений я решил не покупать прямой билет до Карелии в Москве. Если за мной следят, то, чтобы замести следы, лучше ехать на электричке до Клина или Калинина, потом до станции Бологое, а там уже, если мои опасения окажутся напрасными, сесть