Две недели в другом городе. Вечер в Византии. Ирвин Шоу

они вышли на улицу, мисс Хенкен сообщила, что отправляется в Чинечита[16] узнать насчет работы; они поймали для нее такси, и она уехала. Судя по выражению ее лица, она привыкла обходиться без провожатых.

      – Вам в какую сторону? – спросила Вероника.

      Она стояла, распахнув пальто, и Джек догадался, что девушка демонстрирует свою фигуру.

      – Я пройдусь пешком до отеля.

      Собираясь попрощаться, Джек задумался, должен ли он из вежливости спросить ее телефон. «Не буду, – решил он, – все равно я им не воспользуюсь».

      – Можно ли прогуляться с вами? – Вероника снова облизнула уголок рта.

      – Конечно. Я буду только рад. Если вы никуда не торопитесь.

      – До пяти часов я свободна.

      – А что вы делаете потом? – спросил Джек.

      – Работаю. В бюро путешествий. Отправляю людей в те места, где хотела бы побывать сама.

      Солнце скрылось за зловещими, свинцово-черными тучами, которые наступали на Рим с севера; ветер рвал в клочья края афиш, расклеенных на желтых стенах домов.

      Они прошли мимо двери, возле которой просила милостыню согбенная, плохо одетая женщина с грязным ребенком. Держа малыша одной рукой, нищенка бросилась вслед за Джеком, повторяя: «Americano, americano»[17]. Вторую руку, скрюченную, давно не мытую, она протягивала вперед.

      Джек, остановившись, дал ей столировую монету; женщина, не поблагодарив, вернулась к двери. Джек почувствовал, что она смотрит ему вслед, не испытывая признательности и удовлетворения; сотня отданных лир не избавила его от ощущения вины, вызванного вкусной горячей пищей, обществом хорошенькой девушки, роскошью гостиничного номера.

      – Это напоминание, – серьезно сказала Вероника. – Я о женщине.

      – Напоминание о чем?

      – О близости Африки и о той цене, которую мы за нее платим, – пояснила девушка.

      – В Америке тоже есть нищие, – заметил Джек.

      – Не такие. – Вероника ускорила шаг, словно спеша уйти подальше от женщины с ребенком.

      – Вы бывали в Америке? – спросил Джек.

      – Нет. Но я знаю.

      Они молча перешли улицу, свернули за угол, миновали витрину бакалейного магазина, уставленную сырами, колбасами и оплетенными узкогорлыми бутылками с кьянти.

      – Вам безразлично, – негромким голосом спросила внезапно Вероника, – что ваша жена танцует с кем-то в Париже в три часа утра?

      – Да, – сказал Джек и подумал: «Это не совсем верно».

      – Американские семьи счастливее итальянских, – с досадой произнесла она.

      «Ну, – подумал Джек, – тут я мог бы с ней поспорить».

      – И вообще, – заметил он, – я не уверен, что она на самом деле танцевала в три часа утра.

      – Вы хотите сказать, Жан-Батист соврал?

      – Сочинил, – поправил ее Джек.

      – В нем плохое перемешано с очень хорошим, – сказала Вероника.

      Джек почувствовал влагу на верхней губе. Он понял, что из носа снова потекла кровь. Смутившись, он остановился, вытащил

16

Римский киногородок, где находится ряд киностудий.

17

Американец, американец (ит.).