Энглби. Себастьян Фолкс

до знакомства с Дженнифер – не всегда. Иногда случалось, что собственное общество переставало меня забавлять. В повседневной жизни такого не бывает, поскольку повседневную жизнь ты устраиваешь себе сам, по собственному вкусу – так, чтобы она тебя поддерживала. Поэтому она и не приедается. Еще один вечер в обществе Майка? Отлично. Майк мне нравится, старый добрый Майк. А еще есть Густав и стихи, а если совсем прижмет – можно накинуть куртку и заскочить выпить «Брэдфорда», где бармен-трансвестит.

      В мои первые летние каникулы, после нескольких недель подработки на бумажной фабрике я сел на паром до Гавра. Дальше я собирался проехать автостопом по каким-нибудь интересным местам, а по пути читать книжки. Я прихватил с собой несколько толстых томов в бумажных обложках, чтобы выдирать прочитанные страницы: «Крылья голубки» Генри Джеймса, «Волшебную гору» Томаса Манна, «Памелу» Ричардсона и «Анну Каренину» Толстого. «Памелу» я читал в кемпинге под Туром и радовался, что теперь занимаюсь серьезной наукой. По-моему, слава этого романа объясняется вовсе не его качеством, а только тем, что романов в восемнадцатом веке еще не писали. Потомки ценят Ричардсона не за то, что он был лучшим, а за то, что был первым. Сегодня уже никто не захочет летать на самолетах братьев Райт.

      В городках Северной Франции было нечто, усугублявшее одиночество. Я наблюдал за сморщенными, как изюм, вдовами, за молодыми мамашами с детьми. За краснолицыми стариками в кафе – молодых мужчин там не было, все работали. Думаю, Курбе и Милле видели примерно то же: крестьянина посреди ландшафта, серые городки со ставнями, церкви. С виду незыблемый, отлаженный механизм буден, так пугавший поколения романистов (тот самый «детский ужас перед лавочником», упомянутый Генри Джеймсом), – а на самом деле пугающе хрупкий.

      Кремень у homo erectus, пустая церковь у homo sapiens как видоразличительные признаки.

      И повсюду одинаковые boucheries,[13] с их вечным запахом крови и очередями, с неизбывным катехизисом приветствий и прощаний, сопровождающим каждую покупку. Мощенные булыжником площади и tricolores,[14] свисающие с крыш hôtels de ville.[15] Мигающая красная лампочка в окне таверны, где готовят блюда местной кухни. Звяканье супниц с potage de jour[16] и непременная бутылочка сент-эмильона.

      А главное – церкви. Их пустота. Побывал Бог на земле – и ушел. Вот от этого правда иногда делалось одиноко.

      Худшее, что может случиться в путешествии, – когда твое сознание слишком уж старается, чтобы ты почувствовал себя как дома. Помню, со мной это случилось на автобусной остановке в турецком Измире. (Кстати, между Туром и Измиром ничего особенного не произошло. В Италии и Греции было прекрасно.)

      Была ночь, и я ждал автобуса. На изгаженном гудроне, под стеклянным навесом, в свете натриевых фонарей. Играла местная, с завыванием, музыка, потом громкость прибавили, и к пронзительному вибрато исполнителя добавилось жестяное дребезжание дешевых динамиков. На любого начинающего путешественника, ожидающего

13

Мясные лавки (фр.).

14

Здесь: трехцветные флаги (фр.).

15

Мэрии (фр.).

16

Суп дня (фр.).