Темная вода. Ханна Кент

с ее зрачками. Сердце Норы дрогнуло. Но в следующий миг взгляд ребенка скользнул прочь, и опять начался вой, а руки Михяла опять скрючились.

      Нора бросила растиранье и застыла, уставившись в одну точку. Как удар, пришло воспоминание: Мартин на могучих своих руках держит Михяла и с ложки кормит его сливками.

      Как же ты мог оставить меня одну с этим ребенком, думала она.

      Сидевшая у очага Пег потянулась к ней рукой и погладила Михяла по голове.

      – Масть точь-в-точь как у Джоанны.

      Бриджид покосилась на Нору.

      – Знаю, для тебя это была большая потеря, – продолжала Пег. – Is é do mhac do mhak bpósann sé ach is i d’iníon go bhfaighidh tú bás. Сын твой, пока не женится, а дочка – до гробовой доски. И вот теперь и мужа потерять… Ну не жестокость ли это, когда Господь отнимает у нас тех, кто нам всего дороже?

      – Все мы несем свой крест, – пробормотала Нора. И приподняла лежавшего у нее на коленях Михяла. – Да чего тебе так неймется-то, малыш?

      – Ой, Нора, он, бедняжка, орал так, что, казалось, мертвому из могилы подняться впору. Кричал, плакал, а с чего – непонятно. И так – все эти дни. Как ты спишь-то с ним рядом, когда он орет не переставая?

      Михял завизжал еще громче. По красным, лихорадочно горевшим щекам текли слезы.

      – А ты покормила его? – спросила Бриджид.

      Она взяла лежавшую на скамье накидку Норы и развесила на низкой потолочной перекладине – подсушиться у огня.

      – Покормила ли я ребенка? – Пег сверкнула глазами в сторону Бриджид. – Наверно, пятеро моих детей чудом выжили и собственных детей заимели, раз я их в жизни не кормила, а так пускала бегать, без еды, поживись чем бог послал, расти себе, как былинка в поле! Пора бы уразуметь, что к чему, Бриджид. Болтаешь ерунду, когда полная луна тебе уже срок твой кажет! – Она пожевала губами, обнажив немногие оставшиеся зубы. – Ну и компанию ты мне подобрала, Нора! Малец и эта калинь![7] Хотя, правду сказать, правильно было поберечь их, от греха подальше!

      – Ну, думаю, его-то я берегу. – Бриджид опасливо прижала руку к животу. – Дэн даже когда свинью режет, меня из дому гонит.

      – Знавала я одну женщину, – продолжала Пег. – Рисковая была, старые обычаи в грош не ставила, гордость, видишь ли, не позволяет. Так что думаете, когда скотину резали, она кровь побоялась собрать? А муж-то помешать ей хотел. Сильный был мужчина, а ее не переспорил: по-своему сделала. И как пить дать, ребеночек, что она носила, на свет появился с лицом как печенка сырая и нравом под стать такому лицу.

      Небо зарокотало глухими раскатами грома, и лицо Бриджид исказила гримаса страха.

      – Правда?

      – О, дьявола искушать – дело последнее! Ни к мертвому телу, ни к крови тебе в твоем положении лучше не приближаться.

      – Этим меня и та старуха пугала. Седая такая.

      – Бян фяса?[8] Верно, Нэнс Роух – она чудна́я.

      – Раньше я ее и не видала никогда. Думала, так, работница – подсобить, если надо чего.

      – Не видала? Ну так она особо и не показывается. Пока не почувствует

7

Кали́нь – девушка (ирл. cailín).

8

Бян фяса – вещунья (ирл. bean feasa).