Цыганочка без выхода. Елена Логунова

сует что-то в оттопыренный карман Городского Архитектора и удаляется, приплясывая в темпе allegro.

      Скульптор (крайне встревоженно): Но ведь плитка так и будет отваливаться!

      За сценой – множественный свист падающих камней, дробный звук ударов, стоны и нецензурные возгласы.

      Городской Архитектор (радостно): А я так и буду свистеть!

      Дует в свисток.

      Выбегает Строитель. Злодейски хохоча, он бьется с Городским Архитектором в кулачки, сует что-то в его оттопыренный карман и убегает длинными балетными прыжками в темпе allegro presto.

      Скульптор (страстно): Но послушайте!

      За сценой – метеоритный дождь, грохот, вопли и дружное скандирование коротких матерных слов.

      Городской Архитектор (взглянув на часы): Некогда мне вас слушать, я уже уволен, мне надо бежать!

      Бросает короткий взгляд в свой оттопыренный карман, радостно улыбается и удаляется со сцены, красиво кружась в вальсе.

      Скульптор в отчаянии хватается за голову. Бронзовая статуя, лишившись поддержки, падает и погребает Скульптора под собой.

      Скульптор (умирающим голосом): И ты, Ангел! Твою ж мать…

      Последние слова заглушает грохот камнепада за сценой.

      Занавес.

      – А неплохо, – досмотрев, похвалила я новую микропьесу. – Из этого может получиться симпатичный номер для местной команды КВН, меня как раз просили что-нибудь написать…

      – Что написать, кому написать, когда и – главное – почем? – плюхнувшись рядом со мной на скамейку, поинтересовалась Ирка и сунула мне в руки бумажный пакет. – Держи, это твоя доля вкусняшек, мы пришли раньше, взяли сразу на всех, свои порции уже съели и даже успели немного прогуляться. Кстати, сегодня в плюшечной акция: десять пончиков по цене девяти.

      – То есть мне достался всего один? – уточнила я, не спеша открывать пакет.

      – Целый один!

      – В смысле, даже никем не надкусанный?! – восхитилась я.

      – Если не поторопишься – будет не просто надкусанный, а с лету проглоченный! – предупредила подружка, из-под козырька ладони посмотрев в конец затопленной светом аллеи.

      Оттуда к нам неслись клубы сияющей пыли.

      Я поняла, что это быстро приближаются юные Максимовы, и без промедления впилась зубами в пончик.

      Манюня и Масяня – верные последователи сказочного Робина Бобина Барабека, то есть обжоры, каких поискать! В непосредственной близости от них еда никогда не залеживается.

      – Прюшка? – со скрежетом затормозив у скамьи, с затейливой смесью подозрения и надежды поинтересовался младой обжора, пришедший первым.

      – Пиложок? – точно в тон ему вопросил прибежавший вторым.

      – Нет больше плюшек, Масянечка, – торопливо проглотив хлебную жвачку, с фальшивой грустью сказала я и, не дожидаясь требований, добровольно отдала на проверку и растерзание пустой бумажный пакет. – И пирожков уже нет, Манюнечка.

      Иркины отпрыски – близнецы, но я различаю их благодаря тому, что у каждого из пацанов свой дефект речи: Манюня не выговаривает «р», а Масяня – «л».

      – Тогда