Куколки. Лия Рейн

неведомое, исцеление. Но когда они встречались и пили, и потом он заботился о женщине… Желавшие оба забыться, они усиливали эту самую болезнь вместо того, чтобы исцеляться близостью друг друга.

      Он все больше пил, и краснота больше не сходила с его лица, и когда жизнь совсем подтачивала его силы, он пускался в путешествие, которое должно было называться любовью… И в этом путешествии он был не в силах уважать тех, кто путешествовал с ним. И его попутчицы, каждый раз новые, не могли уважать его.

      Мне хотелось сказать.

      Мне хотелось прийти к нему и сказать, почему он разрушает свою жизнь, обслуживая женщин, которые почему-то решили, что могут приехать к нему в любое время и он их обслужит. Мне хотелось сказать ему, что они его не уважают, тем более речь не идет о спасении.

      Они нуждались в утешении, эти женщины… И они знали, куда можно приехать… Это была такая скорая помощь. Отель для одиноких женщин. Мне хотелось приехать к нему и закричать, чтобы он услышал меня: вы – талантливый хореограф! Вы известный человек! Мы у вас многому научились! Почему вы не уважаете себя? Почему позволяете пользоваться собой?

      Конечно, я не сделала этого. Я произносила такие тирады у себя в голове и никогда вслух. Кто я такая, чтоб приезжать и кричать? – Да, гений импульсивной женственности! Он годился мне в отцы.

      А тогда мы ехали втроем, эта женщина что-то лепетала, а я думала про себя, понимает ли она, кто он? Талант, величина, дар. Я прошла бледной тенью в его жизни, кто я была такая?

      Мы уже подъезжали к его дому, припарковались, и мой знакомый вышел из машины, чтоб сначала переговорить с ним, я осталась в машине с женщиной и молчала, мне не хотелось разговаривать.

      Потом произошло невероятное. Мой знакомый вышел из подъезда и направился обратно к машине, сел на свое место и молчал несколько минут. В машине было полное молчание, потом он наконец произнес: он не хочет, я увезу вас обратно.

      Женщина встрепенулась, она не сразу поняла, что слова относятся к ней, потом неуклюже вздернула правым плечом и засмеялась. Мне смех показался теперь неуместным. Он был грубым и совсем не сочетался с ее маленьким телом и той обволакивающей милотой, с которой она несла свою чепуху всю дорогу, пока мы ехали. Такую жесткую перемену в человеке я видела первый раз в жизни.

      Я отвернулась к окну и ехала всю дорогу молча. Смех, конечно же, прекратился и наступила напряженная тишина. Женщина молчала, время от времени подтирая побежавшие глаза носовым платком. Она молча вышла, когда мы остановились у ее дома, и больше мы ее не видели.

      Мой знакомый набросился на меня, едва она скрылась из виду: почему я молчала все время! Ему пришлось сидеть с этой дебилкой на переднем сиденьи и слушать, как она хлюпает носом. Я промолчала, удивившись его монологу, понимая, что была не единственной, кто заметил: наш преподаватель совсем опустился.

      Запись 11. Лежа на тротуаре

      Я не совсем помнила, что произошло ночью.

      Иногда наша способность