На тон краснее обычной. Сборник темной прозы. Грициан Андреев

не мог даже есть. А каждый кусочек, той скудной еды которую мы пытались ему дать, выходил вместе с желчью и адскими муками из его желудка. Когда его не стало, сестра понемногу начала терять рассудок. Похоронив отца она и вовсе ушла в себя. Она постоянно была озлоблена и практически не разговаривала со мной. Я помню вороны, взгромоздившись на крыши, наблюдали за нами на кладбище, своими голодными глазами. Крики воронов всегда ассоциировались со смертью и опасностью и мы чувствовали это и были готовы к худшему. До сих пор я слышу в голове их отчаянные стенания.

      Спустя какое-то время сестра взялась попрошайничать на улицах. Но позже немцы стали увозить её в свой лагерь, от куда она постоянно возвращалась с диким запахом вина. Тогда сестра и забеременела. Конечно мы не знали кто её отец, но ребенок родился здоровым, счастливым и с сияющим духом. Даже в тот день, когда он появился на свет, я знала, что его прекрасная, радостная невинность не сможет перенести это ужасное время.

      Сестра никогда не заботилась о своем сыне. Не подмывала и не кормила, даже когда его голодный вопль сотрясал стены нашего старого деревянного домика. В конце концов она начала снова попрошайничать, используя ребенка в качестве «реквизита» для наживы, чтобы вызвать жалость незнакомцев. Она была очень довольной, когда он выглядел больным и истощенным. Бывало даже несколько раз жаловалась мне, что она не могла вообще заработать денег в те дни, когда он выглядел здоровым и веселым.

      Я никогда не смогу забыть ее последний акт жестокости против Василия (я сама назвала его так, потому что сестре было абсолютно все равно и этот выбор остался за мной). Всю ночь меня мучали кошмары. Я стояла на опушке темного леса, куда мы постоянно ходили с отцом собирать ягоды. Лунный свет робко заглядывал между стволами елей и освещал черный пень. И чем дольше я смотрела на него, тем больше его очертания напоминали контур ворона. Огромного, черного, как смола, ворона. Мне казалось, что обросший темными перьями пень начинает шевелиться, открывает глаза и медленно движется ко мне.

      – Папа! – кричу я и слышу плач ребенка. Я смотрю под ноги и вижу голого малыша. Я хочу взять его на руки, но не могу пошевелиться. Ворон подходит к ребенку, пронзает его нежную плоть, подкидывает над головой и полностью проглатывает маленькое тельце. Мне становиться дико страшно. Оцепенение спадает, и я бегу, продираясь сквозь густой кустарник. В подымающейся над болотом белой мгле мелькает черный силуэт.

      – Анна!

      Черный силуэт приближается, и я вижу перед собой отца.

      – Анна, проснись! – говорит он мне.

      Проснулась я в холодном поту, задыхаясь и дрожа всем телом. В то утро я выбежала на улицу хватая морозный воздух ртом. Стая черных птиц разлетелась в разные стороны и словно подхваченные воронкой торнадо, кружили в небе. Возле порога дома я увидела Василия. Никогда еще мое сердце так не разрывалось на части. Ребенок лежал