Провидение и катастрофа в европейском романе. Мандзони и Достоевский. Стефано Мария Капилупи

неразрешимой взаимосвязи между временем и возможностью вечного бытия. Но есть и другая аналогия, хотя и более косвенная и ассоциативная. Это образ грядущих праздников Нового года, парадоксально связанный с образом страдания. Страдание в первую очередь человека Достоевского, который 22 декабря 1849 года видел бы только в последнюю секунду, как его смертный приговор был вынесен в принудительном труде. И страдания детей, как, между прочим, и в «Девочке со спичками» Андерсена (1845). В январе 1876 года Достоевский написал и опубликовал рассказ «Мальчик у Христа на Елки», опубликованный вместе с другими материалами о «Русских мальчиках сегодня» в январском номере «Дневника писателя». Только воображаемый и фантастический рождественский праздник, собравший всех сирот, брошенных или детей несчастных и порочных родителей города, успокоила оставшиеся без ответа вопросы о боли и бедности города Санкт-Петербурга и о его равнодушии, – равнодушие людей, прежде чем равнодушие Бога.

      Возвращая к Мандзони, отметим, что интерпретация зла и человеческого страдания в «Обрученных» принимает форму не Божьей кары и даже не испытания: эту интерпретацию автор не дает и не призывает искать. Ни в «чистой», ни в личной истории нам не найти объяснения страданиям. «Лучшая жизнь», о которой говорится в неидиллической концовке романа – это не только земная жизнь, в которой надежда на Бога помогает человеку выносить горе, но и та жизнь, что ожидает верующего после смерти. Это та грань, где вполне светский вопрос о значении зла в истории, плотно соприкасается с вопросом о спасении души. Тема христианского спасения с выходящими из нее проблемами вины и кары, страдания и надежды так же является центральной и в творчестве Ф.М. Достоевского.

      Связь художественного мира Достоевского с романтической традицией не подвергается сомнению, но она же оттенена теми характеристиками, которые не ограничиваются ни авторским стилем, ни идеологией эпохи[39]. Более того, с позиций современного литературоведения этот вопрос заслуживает объективного пересмотра. Первые попытки соотнесения творческого начала Достоевского с влиянием романтизма принадлежат еще современникам писателя (В.Г. Белинский, К.Ф. Головин, В.С. Соловьев)[40]. Р.О. Якобсон относил творчество автора к эпохе русского «запоздалого романтизма»[41], а Л.П. Гроссман указывал на связь проблематики Достоевского с западноевропейским авантюрным романом[42].

      В 1959 году Г.Л. Абрамовичем был затронут чрезвычайно важный вопрос об элементах христианского романтизма в наследии Достоевского[43].

      Достоевский кровно и глубоко связан с европейским романтизмом, – позже отмечал М.М. Бахтин, – но то, к чему романтик подходил изнутри в категориях своего «я», чем он был одержим, к тому Достоевский подошел извне, но при этом так, что этот объективный подход ни на одну йоту не снизил духовной проблематики романтизма, не превратил ее в психологию.

39

См., напр.: Назиров Р.Г. Достоевский и романтизм // История и теория литературы. М.: МГУ, 1971. С. 142–158.

40

См., напр.: Белинский В.Г. Взгляд на русскую литературу 1847 года // Белинский В.Г. Полн. собр. соч. в XIII. Т. X. Статьи и рецензии 1847–1848 годов. М.: Из-во академии наук СССР, 1953. С. 351.

41

Jakobson R. Na okraj lyričkich basni Puškinovych. „Vybrane spisy A.S. Puškina“. Praha, 1936. S. 262.

42

Гроссман Л.П. Путь Достоевского. Л.: Брокгауз и Ефрон, 1924. С. 52. Он же: Достоевский-художник // Творчество Достоевского. М.: Из-во академии наук СССР, 1959. С. 414–415. Ср.: Шкловский В.Б. Сюжет у Достоевского // Летопись Дома Литераторов. 20 декабря 1921. № 4. С. 4–5.

43

Абрамович Г.Л. О природе и характере реализма Достоевского // Творчество Достоевского. C. 60.